Да. Именно так я ответил этой женщине.
– То есть вы были львом, а потом стали человеком?
– Да. Вернее… Как бы это сказать. Я понимаю, что это прозвучит странно…
– Вы сказали, что ответили так, как ответил бы Иисус. То есть вы имитировали Спасителя?
– Не знаю… Затрудняюсь ответить. Но этот сон был слишком реален. Я помню каждую деталь. Трибуны, шум, песок под ногами, ее шершавые горячие руки. Она обнимала мои ноги. Я шел по этой горячей земле босиком. И мне кажется, что я действительно спас эту женщину.
– Почему же вам так кажется?
– Нет, простите, мне не кажется. Точнее сказать, что я знаю.
– Хорошо. Хорошо. Ну что ж. Благодарю за доверие. На сегодня достаточно. Увидимся на следующей неделе. Постарайтесь не забывать вести дневник настроения. Всего хорошего.
– Это кто? А? Старик? Ты его знаешь? Вот ведь мы дали вчера… Ничего не помню.
Митрич с недоумением смотрел на мирно спящего хипаря, уютно укрытого любимым Арчиным пуховым одеялом, свернувшегося калачиком на старинном громоздком сундуке.
Аркаша, примостившийся на коврике рядом с клавесином, натянул овчинный полушубок на нос, заерзал недовольно и только пробурчал:
– А я предупреждал.
– Что предупреждал, кого предупреждал? Ну, перебрали малек. Бывает. Кто вчера приходил-то еще? Эх… ладно… – Митрич махнул рукой. – Чаю, чаю надо, да покрепче!
Он спустился по скрипучей лестнице и уже с первого этажа кричал наверх.
– Так кто приходил-то вчера? Чей приятель у нас на сундуке завис? – И, поняв, что никто ему не ответит, продолжил: – Предупреждал он! Значит, плохо предупреждил. – Митрич потер виски. Похлопал себя по затылку. Покрутил головой, разминая мышцы. – Вот ведь. Ничего не помню, хоть тресни. Кто был-то еще? – бубнил Митрич, зажигая плиту и наливая из дубовой кадушки алюминиевым черпаком воду в старинный латунный чайник.
Заварив ароматный травяной чай, по собственному рецепту, Митрич разлил его всклинек по трем кружкам, предварительно поставив их на небольшой серебряный подносик, и очень аккуратно, чтобы не расплескать напиток, слегка позвякивая горячей посудой, пошел во двор.
– Да тут рай! – воскликнул Митрич. – Красота-то какая! А?! Гляди-ка! Проснулись, что ли?
Аркаша и тот хипарь, что спал на сундуке, уже примостились на лавке около поленницы и, как коты, жмурились на весеннее солнышко. Хипарь был одет в Аркашины старые, залатанные кое-где штаны и белую рубаху. Вещи были ему великоваты.
– Тепло-то как, а, друзья мои?! – блаженно улыбаясь, пробормотал Аркаша. – Яблоня вон скоро зацветет.
Митрич хмыкнул и заворчал деловито: