– Добрый день, – решительно начал Ландин. – Позвольте представиться. Я руководитель группы…
– Я знаю, кто вы, – бесцеремонно прервал его посетитель. – А вы знаете, кто я. Антон Иванович сказал, что ваши исследования подошли к концу.
– Это не совсем так, – возразил хирург. – Нет, подопытные животные успешно перенесли операцию по вживлению нейросети и бионических глаз, и можно надеяться, что они видят хорошо. Продукция известного вам научно-технического центра как всегда на высоте. А мы успешно пользуемся его новейшими изобретениями в наших лабораториях. Но необходимо продолжить исследования, сейчас мы находимся в самом начале экспериментов в данной области…
– Я не вижу этот мир уже 231 день, 15 часов и 32 минуты. – Внезапно отозвался Илья Борисович от окна, не оборачиваясь. Как долго мне еще ждать? – в его голосе чувствовался лед.
– Мой сын и так достаточно перенес в этой жизни, – сурово продолжил старший Вьюгин. – А вы предлагаете ему мучиться дальше неопределенное время.
– Дело в том, что нейросеть не статична, – не оставил попыток убеждения Карл Назарович. – Она способна к обучению и развитию. За две недели после операции невозможно выяснить, чем это развитие закончится! Тем более, что у Ильи Борисовича повреждена именно зрительная зона, способная к быстрой адаптации. Если вживление пройдет успешно, нейросеть сможет принимать и передавать сигналы с камер глаза в мозг. Но это довольно сложный эксперимент, я настаиваю на дальнейшем наблюдении подопытных, прежде чем что-то предпринимать.
– Сколько времени вам на это требуется?
– Возможно, месяц, возможно, всего пару недель.
– Я даю вам одну неделю, – твердо ответил заместитель мэра. – Моему сыну нужны глаза немедленно, – он резко встал с кресла и уверенно вышел из лаборатории. Илья последовал за ним, ориентируясь исключительно по слуху. Расположение всех кабинетов этого здания он уже давно выучил наизусть.
– И зачем ему высокочувствительные глаза? – пробормотал Ландин, когда парень скрылся в коридоре.
– Илья занимается… Занимался живописью раньше, – возразил директор, до того не проронивший ни слова. – Представляете, что для него значила потеря зрения?
– Да какой он художник? – усмехнулся хирург. – Младший Вьюгин – типичный мажор, который понятия не имеет, на что ему еще потратить отцовские деньги. Мот и повеса… Хм…. Был. Так что да, представляю, что для него значили глаза, и как он наседает теперь на папеньку. И слушать ничего не хочет – подайте мне самые лучшие глаза немедленно, и плевать на последствия.
– Это не наше дело, – резко прервал хирурга Антон Иванович. – Он заказчик, ему виднее. А все грехи, что были на нем раньше, он уже давно искупил в этих стенах.