Если таким образом они собираются бороться за права рабочих, то быть беде».
Тут его тяжёлые думы оборвал явившийся на доклад вахтенный матрос:
– Господин капитан, на пирсе ждёт разрешения подняться на борт и представиться вам лично по случаю прибытия на назначенную должность новый боцман, разрешите проводить?
– Разрешаю! Что сам-то думаешь, какое первое впечатление?
– Да вроде просоленный – по походке видно, взгляд серьёзный, с таким не забалуешь; по говору видно: земляк мой, с Малороссии, одесский говор слышится; постороннего запаха не присутствует, окромя табака голландского, заможный морячок, значиться.
– Ну, господь с тобой, иди зови уж!
«Ишь ты какую характеристику выдал, – усмехнулся в усы капитан. – А что с Малороссии – так это судовладельцы последнее время в Одессе экипажи формируют, боятся влияния местных социал-демократов».
Мысли оборвал стук в дверь капитанской каюты.
– Входите!
Дверь открылась, и в неё вошёл крепко скроенный, коренастый, среднего роста, с бравыми усами – скорее морской медведь, чем морской волк, подумал капитан.
– Господин капитан, разрешите доложить: боцман Зверев Анатолий Ильич для дальнейшего прохождения службы прибыл в ваше распоряжение.
Капитан немного покачнулся назад, как будто принял какой-то предмет, направленный в голову. Мыслеобраз, посланный боцманом капитану: Carthago delenda est, Ceterum censeo Carthaginem delendam esse. На фоне этого латинского изречения, прозвучавшего голосом римского полководца Марка Порция Катона, он увидел свою центурию, работающую огромными вёслами для пяти человек на построенном на берегу макете римской пентеры (пентекотеры), и молодого декана (лат. деканус – десятник (в римской армии командир 10 солдат)), в котором он узнал себя в той, одной из его прошлых командировок на эту планету.
Капитан помотал головой, проморгался, как бы отгоняя мыслеобраз, навеянный ему визитёром, молча подошёл к стоящему навытяжку боцману, обнял его и похлопал по спине, как старого, давнего знакомого.
– Идём к столу, дружище, там всё обсудим. Я так давно не общался техникой мыслепередачи, что боюсь – у меня голова болеть будет.
Капитан:
– Знаешь, друг, когда мы заходим в Тунис, я до сих пор чувствую мой гладиус в руке; да, славно мы тогда бились, спина к спине, жалко мне ту шкурку… а ты на пятнадцать секунд раньше меня флопнулся на базу.
Боцман:
– Да, славно бились!
Капитан:
– Подожди, я сейчас юнгу позову, пусть метнётся там на камбуз, сообразит что, товарищей наших помянуть.
Боцман:
– Ты что, Марк, а субординация? Мне же потом ещё с командой знакомиться!