– Тебе пора сменить стилиста, – отозвался Дэймон, пригубив шампанское.
Дерьмовый вкус. Слишком правильный, что ли… Нежный и бабский. Там, куда его таскала судьба в последнее время, он пил дикое пойло и чудом не сдох от желудочно-кишечных расстройств. Хотя… Нет, сейчас не место и не время припоминать тот случай.
Стефания громко хмыкнула и оглядела Дэймона с ног до головы, подмечая, как сильно он изменился. О чем она, конечно же, успела сообщить и не давала забыть, повторяя раз за разом, как только они пересекались на этом чертовом банкете.
– А тебе пора перестать на меня ворчать, – парировала девушка, прикусив нижнюю губу. Разомкнула зубки, провела острым кончиком розового язычка, оставляя влажную дорожку на губах, и усмехнулась – томно и сладко.
И когда-то это производило на Дэймона эффект! Сейчас же он хотел отвернуться и отыскать свою нимфу. Но она куда-то исчезла, и ее алый шелк оставался лишь ярким пятном в памяти. Мужчина интуитивно побрел по залу, прогуливаясь с единственной целью – отыскать ее. Фанни увязалась и что-то бормотала на ухо. Кажется, предлагала заглянуть в гости и посмотреть на ее новую татуировку, которую она сделала там, где отец или мать не заметят. А вот он мог. Потому что был одним из тех счастливчиков, перед кем Стефания раскидывала свои длинные ножки с белоснежной кожей и позволяла любоваться на алые губы. Вторые губы. Впрочем, что верхние, что нижние были ладненькими и стоили внимания. Дэймон был уверен, что за время их разлуки там мало что поменялось. Разве что добавилась татуировка.
– Мать меня в могилу сведёт, – ворчала Фанни, оглядываясь по сторонам. – Раз сюда нельзя с животными, то она решила, что я могу сойти за ее ручную собачонку. Осталось только тявкать на всех подряд и мочиться от переизбытка чувств.
На мгновение на мужском лице застыло недоумение, но как только слова дошли туда, где им положено быть обработанными, Дэймон рассмеялся в голос, получая в ответ от девушки ворчливое возмущение.
– Она без своего мохнатого чудовища жить не может!
Стефания говорила о любимом питомце ее матери – белоснежном пуделе Герби. Песик был действительно милым и даже каким-то зефирным, если бы не одно «но», о котором девушка поторопилась напомнить, вызывая в нем жгучее желание наплевать на этикет и разразиться гоготом на весь зал.
– Это чудовище нагадило мне в туфли! Представляешь? Просыпаюсь я как-то утром. Вижу – в гардеробную дверь открыта. А там Герби резвится с моей сумочкой. И ладно бы, плевать на сумку. Не нравилась она мне никогда. Но напрудить в туфли за пять тысяч баксов… Ох, Дэймон, я отправлю эту псину на консервы!