Хозяин собаки ухватил своего любимца за ошейник и поволок прочь.
– Постой! – окликнул его парень.
– Ну что еще? – с раздражением отозвался собачник и оглянулся.
Парень неторопливо шел к нему, держа в руках нож. Клинок ослепительно сверкал в косых лучах солнца.
– Кошелек, – ухмыляясь, потребовал парень.
– У меня нет, – дрожащим голосом ответил мужчина и, присев на корточки, принялся гладить собачку – пес его был из той же безобидной породы, что и хозяин, потому что умильно замахал хвостиком, приветствуя незнакомца и преданно заглядывая в глаза. – Кто же, сам посуди, ну подумай, кто идет гулять с собакой и берет кошелек… В шесть утра в воскресенье.
– Твоя правда, – согласился парень. – Тогда вали отсюда.
Несчастному собачнику не надо было повторять это дважды – он бросился вон из парка наперегонки со своим псом. А парень, не обращая внимания на то, что жертва и единственный зритель в одном лице давным-давно исчез, продолжал разглагольствовать вслух:
– Кстати, а где же пресса? Неужели они забыли про бедного Кентиса? Почему никто не фотографирует? Я что, зря старался, и сегодня уже не попаду в новости? Нет, ребята, так дело не пойдет, – парень погрозил кому – то невидимому пальцем. – Не волнуйтесь, я уж постараюсь вас сегодня достать.
Слегка покачиваясь, он побрел по пустынной аллее парка. На секунду остановился, залюбовавшись золотым светом, падающим на дорожку, но тут же воровато оглянулся, опасаясь, что его могут заметить за недопустимым занятием.
– Воскресенье. А куда податься в воскресенье, как не на Звездную? В собор. Конечно же! Скандал в соборе – что может быть лучше для вечернего выпуска новостей в воскресенье?
Удар пришелся как раз между лопатками. Я сделала два нелепых прыжка вперед, но все равно не удержала равновесия и растянулась на мостовой. Наждак асфальта мгновенно содрал кожу с ладони. Не вставая, я обернулась и глянула на того, кто меня толкнул. Здоровенный детина в майке и джинсах с плоским лицом, на котором выделялся короткий поросячий носик. Он нагло смотрел на меня в упор и ухмылялся, скрестив на груди загорелые руки. Даже обозвать его как следует за подобную выходку я не решалась. Эта невозможность была особенно унизительна. И так, продолжая сидеть на асфальте, я затряслась от обиды и унижения. Пелена слез застала глаза.
– Что случилось? Вам плохо? – женский голос долетел как будто издалека.
Какая-то женщина лет сорока пыталась поднять меня под мышки и поставить на ноги. Кроме нее, рядом никого не было. Верзила исчез. Лишь его наглая ухмыляющаяся рожа осталась стоять перед глазами.