Этим гипнотизирующим клиентов заведением владел друг и коллега Хатори по имени Сато.
Гость приветствовал хозяина, сняв старомодную шляпу:
– Ярмарка в самом разгаре! Ты будешь пердеть в мастерской или пойдёшь за диковинными шестерёнками? – Хатори ненадолго присел на табурет у входа. – Эти гады испугаются раннего паводка и свалят через два дня.
На замёрзшем речном канале, пересекающим Эбонхэбэн с юга на север, полнилась удивительными товарами ярмарка, прибывшая из города Атертон. Но извечный туман, смешивающийся с выбросами паровых производств, окрасился в жёлтый цвет. И суеверные эбонхэбэнцы заговорили о возможности скорого потепления.
– Поторопись, старикашка!
– Только надену тулуп, – миниатюрный Сато снял с вешалки дешёвый беличий наряд.
– Ты уходишь, отец? – из каморки показался маленький Лев. Кроха постарался прервать неблагозвучные слова, которыми изобиловала речь друга отца. Доверия сквернословы не вызывали.
– Я скоро вернусь, – владелец мастерской автоматонов едва коснулся своего хрупкого сына.
– Я всё равно буду волноваться, папа.
– Хатори идёт со мной, что может случиться?
«С этим ненадежным товарищем? – подумал сын Сато. – Да всё, что угодно».
– Я Лев, но ещё маленький, – улыбнулся кроха. – Храбрости во мне ещё расти и расти.
– Отвлекись немного от хандры. Может, расскажешь нам что-нибудь заводное перед нашим уходом? – Хатори неприятно подмигнул малышу.
Лев стеснялся лишь грустных историй. Ему казалось, что слёзы, проступающие на лицах людей, слушающих их, его вина. Вина как рассказчика, никчёмного исполнителя. Маленький сын своего отца ещё не понимал глубины и загадок природы эмоций взрослых людей.
Но неприглядному Хатори он не боялся испортить настроение протяжными мрачными песнями, так подходящими их эпохе паровых машин, грязных улиц и коррумпированной власти. Лев запел:
«…И в стелящейся мгле под вечерним покровом,
Озаряясь огнями от газовых ламп,
Сны летали над градом безумным, суровым,
Безразличных людей только слышался храп.
Лев вошёл в родной город, Богиней хранимый,
Преисполнен был в душу к себе заглянуть.
Бессердечный, проделавший путь пилигрима,
Оглянулся назад, вспоминая свой путь…»
Заметив, как стёрлась улыбка друга отца, предвкушавшего бодрящую песнь, малыш затих:
– Я сбился, ещё вначале, пропустил первое четверостишье.
Боевое настроение пожилого механика улетучилось, но Хатори всё же хвалебно потеребил Льва по голове:
– Грустные песни тоже нужны, – вместе с отцом гость направился к выходу. Уже когда дверь была затворена, Лев услышал другие слова друга Сато. – Ты же помнишь этот короткий стих? Малыш переделал его, но зачем ты позволил ему читать подобное?