Костистый дознаватель ухмыльнулся, подначивая напарника:
– На голову выше обычного мужика – это у нас ты. Поэтому ты у нас кто?
– Кто? – испуганно переспросил Мясник.
– Ты у нас Громила, или там Здоровяк, или, может быть, Бугай. А на голову выше высокого мужика – это не то же самое. Тут путать не надо.
– Я не путаю. Просто говорю, что какой он, клять, Великан?!
– Ну, мы о нём ничего не знаем. Вот его так и записали. Великан.
– Прямо так и записали? С большой буквы?
– Прямо так и записали, – подтвердил Костистый. – На, сам посмотри.
Мясник сунулся в бумажку.
– А что такое «порскнет»? Слово какое-то непонятное. Это типа нечто среднее между брызнет и вспорхнёт?
– Клять, откуда я знаю?! Может, он сам это словцо придумал. Вроде командирской заруки. Да янь с ним. Меня волнует, что этот колдун-сказочник всё никак не прочухается.
– Может, ты рано его прессовать начал? Всё же стодневка только закончилась. Не каждый такое перенесёт.
– Так этот из «неперенёсших» и есть. Доходяга. Потерялся во снах. Нам и отдали.
– А-а… Жалко. А на вид боевой мужик. Мог бы и сдюжить.
– Янь его знает. Зрачки, видишь, какие? Вагонетка проедет.
– Может, добавить?
– У него башка скоро лопнет, а ты собираешься добавить. Гляди, как его накачали. Ещё неделю глитчей ловить будет.
– А почём ты знаешь? Может, он и раньше… таким был?
– Да мне по янь, каким он раньше был. Как я его потом сдам, если от давления лопнет что-нибудь? У меня же эти ребята все по описи. Ценность, клять!
– Глянь! Проснулся, что ли?
– Не должен ещё.
– Это точно он? Рыхловат как-то.
– То он тебе боевитый, то рыхловатый. Ты, клять, определись!
– Ты мне пупок не заговаривай. Точно или не точно?
– Ишь, аптекарь нашёлся. Да не переживай ты. Точно тебе говорю. Кости чёрные, как у дракона.
– Думаешь?
– Ты посмотри, как камень светится. Будто у Великана чистый оргон в жилах.
Костистый открыл обложку гримуара. Вместо страниц – гладкое чёрное зеркало. В зазеркалье теплился потусторонний свет. Маленькие символы проступали с той стороны стекла, выплывая из темноты. Ингвар удивился гримуару, работающему в руках пустышки. Будь дознаватель колдуном, у него на тыльной стороне ладони был бы вытатуирован стигм.
Нинсон не мог рассмотреть, что именно показывало чёрное зеркало. Виден был только призрачный голубоватый отсвет, как от зимней луны или колдовского люмфайра.
Ингвар зашевелился, и дознаватель убрал гримуар.
Принялся делать вид, что изучает густо исписанный пергамент.
– Очнулся? Ну, гэлхэф! Повторяю вопрос, – выцедил он. – Твоё имя?
Эдакий злой гений в тёмно-серой рясе. Измождённое лицо. Запавшие глаза. В тонких пальцах обёрнутый лентой грифель, заточенный до игольчатой остроты.