Вот революционеры – они хотят, чтобы всем было хорошо и не было бедных, а другие революционеры желают, чтобы не было богатых, но в чём между ними разница, я не очень хорошо понимаю. Наверное, надо ещё походить на собрания, но… Но меня два месяца не выпустят, а там уже и март настанет. Так обидно, на самом деле. Вот что стоило этим мерзким соглядатаям закрыть глаза? А теперь я не могу никуда пойти, да ещё и неведомо мне, что батюшка скажет. А вдруг… Нет, я в сие не верю, но всё же…
А может, сбежать? Оглядываюсь по сторонам, но понимаю: из Смольного института не сбежишь, да и страшно мне отчего-то. Опустив голову, медленно иду я в свою спальню, дабы подумать о том, что дальше-то мне делать.
– Дура она… Просто дура… – слышу шепотки за спиной.
Сквернословие подобное у нас не поощряется, но я не побегу доносить, ибо невместно мне. Хотя с листовками пытаться убедить наших куриц в чём-то тоже мысль была плохая. Как я сразу не поняла? Ведь нас воспитывают так, чтобы мы могли стать примерными жёнами, фрейлинами Двора, но ни слова о нуждах народа. А народ, он же такой важный! Он нас и кормит, и поит, и везде, куда ни кинь взгляд, в народ упрёшься. Нас же учат любить Бога и Царя, но ничуть не народ. Это несправедливо! Нужно, чтобы всё по справедливости было – вот мне булку с маслом, и народу булку с маслом. Ну, как-то так я агитатора понимаю.
Литературу у меня точно всю отобрали, поэтому стоит просто подумать, потому что я не то самое слово. Я не глупая, у меня отметки по всем предметам хорошие, кроме немецкого! Надо глаголы повторить, а то будет мне завтра от наставницы. Она теперь меня примется каждодневно спрашивать, змеюка подколодная… Она б хотела меня, как младших, но не может – я княжна, потому будет мстить так.
Я усаживаюсь на свою кровать, вздыхая. Вот уж… Сейчас, наверное, придут нотации читать о моём поведении. А там и батюшка прибудет, ему только дай волю… Не хочу! Но меня никто не спрашивает. Поскорей бы революция, чтобы всех их… Так думать плохо, я знаю, но боязно мне, ибо батюшка может быть весьма страшным, я помню.
Мы здесь практически безвылазно живём, поэтому все воспоминания о батюшке у меня шестилетней давности, а тогда он мог и розгой приласкать, поэтому запомнился очень страшным. Что будет, если меня исключат, я и не представляю, а ведь могут… Стук в дверь.
– Княжна Вяземская! – заходит служанка, возможно, именно та, что меня предала. Ведь она сама из народа, зачем ей? – Вас ожидают в красной гостиной!
Красная гостиная – это не к добру, потому что там обычно бывают гости Смольного института. Неужто меня исключить задумали? Или же что-то другое готовится? Я совершенно не понимаю происходящего, а служанка смотрит с усмешкой – нравится ей моё замешательство, предательнице.