Сказать, что тот год был неурожайным – не сказать ничего. Горы в очередной раз показали свою жадность, приютив на голых уступах лишь мох и лишайники, совершенно бесполезные для врачевания.
Шли дни, Ала продолжала кашлять, ее приступы с каждым разом становились все дольше и интенсивнее. Осень закончилась, на ее смену пришла зима, принеся с собой сильные ветра и непогоду. Один за другим, жители долины отказывались от походов в горы, оставались дома, не желая рисковать жизнью ради призрачной надежды на исцеление, но только не Бак. Не важно, бушует ли за окном штормовой ветер, метет ли метель, упертый сын Рака каждое утро просыпался под уже раздражавшее его «КХМ-КХМ», завтракал, одевался потеплее и уходил из дома на поиски спасительных трав.
Бак посмотрел на свое искаженное отражение, дрожавшее на поверхности черного, гладкого, словно тихое ночное озеро, металла и нахмурился. Его лицо износилось за зиму. Щеки и глаза впали, кожа на скулах и носу от ветров и морозов потемнела, а на губе после неудачного падения остался короткий шрам, словно от драки в пивной. В их деревне с зеркалами туго, далеко не каждый фермер может себе позволить подобную роскошь, уж точно не они с отцом, а потому, такие разительные перемены задели в душе Бака тонкую струну ностальгии.
Как только сошел снег, Ала умерла. В обед она встала с кровати, что для нее было настоящим подвигом, ведь последний месяц она только и делала, что лежала, нехотя ела и кашляла. Увидев бредущую по коридору маму, Бак слегка вздрогнул, то ли от неожиданности, то ли от яркой вспышки, которой загорелась в его сердце надежда. Он тут же попытался обнять ее, решив, что маме, наконец, стало лучше, но она оттолкнула его. Толчок был резким, грубым, как толкают незнакомца в давке на рыночной площади.
Ала отвергла сына и побрела на улицу. Хоть глаза ее и были широко открыты, казалось будто она все еще спит, будто видит яркий сон про дальние страны и в этом сне путешествует по ним. Выйдя на крыльцо, она ступила босыми ногами прямо в весеннюю грязь, запрокинула голову к небу и с ужасным хрипом втянула воздух, но ее последний вдох быстро сошел на нет. Она упала на землю и больше никогда не поднималась.
Баку временами снились ее зеленые глаза, бездумно смотрящие в никуда, пока ночная рубашка постепенно погружается в грязь. Это были одни из тех кошмаров, в которых ему ничего не угрожало, но он все равно боялся, боялся, что эти глаза, вдруг, взглянут на него и заберут с собой, в мир мертвых, в бесконечную тьму и холод, ведь он не смог найти лекарство, подвел семью и теперь обречен нести на себе эту ношу до самой смерти.