– Мария Николаевна, сегодня вечером вы едете со мной.
– Куда? – проблеяла я, чувствуя, как холодная волна стекает вниз по позвоночнику.
Взгляд незабудковых глаз стал более осмысленным, прошелся по мне сверху вниз, совсем не задержавшись на груди. Мда. Ну не красотка я, что поделать.
– В командировку. Не волнуйтесь, все будет оплачено по закону.
– Я… не волнуюсь.
Ну да, конечно. Ну, просто ни капельки не волнуюсь. Вот сейчас в обморок рухну, а так – нет, нисколечко. Божечки, надо бежать из города.
Барт постучал кончиками пальцев по краю стола, на его лице проступило сомнение.
– И наденьте что-нибудь… – он запнулся, подбирая слова, – удобное.
– Удобное?!
– Удобное, – повторил Барт с нажимом. – То, в чем вы сможете быстро бегать.
И вдруг порывисто наклонился ко мне, от чего пиджак натянулся на крепких плечах, и буквально выдохнул в лицо:
– Клянусь, что в обиду вас не дам. Но побегать придется.
Мне захотелось умереть прямо в этом кресле. От наслаждения, естественно. Но пока я закусывала губу и тяжело дышала, Барт уже выпрямился, отвернулся и исчез в кабинете.
Что бы вы сделали, если мужчина, который никогда-никогда на вас не посмотрит просто потому, что имеет слишком большие возможности выбирать из более длинноногих, более красивых и более модных, пригласил бы вас в командировку?
Я бегала в одном белье по квартире (ничего особенного, «однушка» как «однушка», без евроремонта и, вообще, ремонта как такового) и не знала, за что хвататься.
– Мария! – не слезая с подоконника, где курила в форточку, пробасила Аллочка, моя соседка по лестничной клетке и приятельница. – Остепенись. Ты же женщина!
Светло-голубые занавески слабо колыхались на сквозняке, гармонируя с ее синим халатом «в подсолнух».
– Я – старая некрасивая больная на голову женщина, – отозвалась я и продолжила бег по кругу.
Аллочке, конечно, хорошо рассуждать. Будучи дамой внушительных размеров, с обесцвеченной до почти прозрачного оттенка шевелюрой и едва заметными усиками над верхней губой, она никогда не знала отказа у мужчин. Подозреваю, что своих любовников подруга брала боевым нахрапом и сумасшедшей уверенностью в себе. И еще большой грудью. Когда Аллочка смеялась или была возмущена, грудь колыхалась так, что, казалось, жила своей жизнью на теле этой женщины.
– Мария! – в такт баску Аллочки заколыхалась ее грудь. – Ну, я-таки понимаю, почему в свои двадцать восемь ты старая. И могу понять, почему ты в этих труселях считаешь себя некрасивой. Но почему ты-таки больная?
– Потому что согласилась поехать с мужчиной мечты, который наверняка меня просто придушит где-нибудь под кустом за то, что я кое-что о нем знаю, – силы иссякли, и я, наконец, остановилась между синей спортивной сумкой, куда складывала вещи, и распахнутым шкафом.