– Есть!
Дважды хлопнув себя ладонью правой руки по левому плечу, гость покинул белую комнату, а хозяин вскочил с кресла и забегал по помещению. Резко остановившись, он прошипел:
– Как бы не так – новый жатир! Я уничтожу маленького соперника. Власть принадлежит мне!
Шло заседание худсовета. Николай Комаров – сорокадвухлетний актёр нервно постукивал пальцами по столу, проклиная всех худруков и режиссёров на свете.
Худрук – художественный руководитель театра, коллектива.
Он рвался домой. Утром восьмилетняя дочка Лиза внезапно заболела и лежала теперь с высокой температурой, хныча и требуя папу. За ребёнком ухаживала мать, но Николай всё равно переживал, и обсуждение глупой пьески, несмотря на то, что его ждала в ней главная роль, раздражало артиста до слёз.
– Коля, а ты что думаешь? – внезапно обратился к нему с вопросом директор Николай Михайлович.
Комаров правдиво ответил:
– Я мечтаю отсюда уйти, у меня Лизочка в жару лежит. Уж простите, я не слышал ничего.
Директор с сожалением поцокал языком и участливо поинтересовался:
– А Лена разве не с ней?
– С ней, но поймите…
– Николай, – строгим голосом прервала его Ирина Сергеевна – худрук театра, – у всех нас дома сложности, но работа есть работа. Другое дело, если бы девочка осталась одна. Мы бы не настаивали на твоём присутствии.
– Ну, да, как же, – зло подумал Комаров, – тебя только собственные проблемы волнуют…
И в этот момент за него неожиданно вступился молодой режиссёр, занимающийся постановкой:
– Да отпустите вы его, господа. Вам ли не знать, как высока трудоспособность Николая Александровича, и как он дотошен в работе над образом. Вы же не думаете, что он не справится с ролью? Идите к дочке, Николай, а завтра мы встретимся и поговорим.
Комаров благодарно пожал руку заступника, попрощался с коллегами и выскочил за дверь. Коридор не освещался, театр соблюдал жёсткую экономию, как, впрочем, и другие учреждения сферы культуры и искусства. На ходу вызывая по сотовому такси, Николай направился к светлой точке впереди; в фойе горела дежурка. Когда он проходил мимо ниши, где когда-то стоял бюст Ленина, ему померещилось, что в ней шевельнулось большое и чёрное нечто, выделяющееся даже на фоне окружающего мрака. Останавливаться Комаров не стал, мало ли что почудится.
Но едва он миновал углубление, как зазвучал странный, неземной голос, вещающий на незнакомом языке, который Николай, тем не менее, понимал:
– Внемли мне, Фривид! Минула вторая декада адореха эры ильраха, и настала пора. Ты должен проснуться, эвгаст.
Эра ильраха (лиолисианское)– эра смерти.