Эдем (Валентин Колесников) - страница 2

Размер шрифта
Интервал


– Мама? – послышался сонный голос малыша из соседней комнаты, – Что, папа пришел?

Аня глубоко и чувственно вздохнула. – Нет, сына, это был почтальон. Принес, какое-то письмо.

– Печкин? – серьезно спросил малыш.

О почтальоне он знал из знакомого мультфильма и искренне верил в то, что однажды и в их дверь постучится почтальон и непременно это будет почтальон Печкин из Простоквашино и принесет то заветное письмо от папы, которое так он ждет и надеется, что все равно отец непременно напишет ему и маме. Просто папа очень занят и ему некогда. Всякий раз, как день подходил к вечерней заре, и Диме приходила пора, ложится спать, он думал об одном и том же, что наступит следующий день и письмо придет завтра.

– Мама, а это письмо от папы? – Спрашивал с нескрываемым любопытством сын.

– Нет, снова из какой ни будь христианской секты с приглашением прийти на собрание? – с нескрываемым чувством презрения к наглым сектантам ответила сыну.

– И ты пойдешь? – не унимался малыш.

– Конечно, нет, сынок, у меня много дел и дома и на работе тоже.

Дима вздохнул, как совсем взрослый. На пороге своей комнаты показался мальчик пяти лет в пижаме расписанной цветными картинками из грибов и бабочек. Он сонно потер глаза кулачками и вошел в туалетную комнату .... На улице день встретил Аню мартовской оттепелью. Хмурое небо укрыто тяжелыми свинцовыми тучами. Падал редкий мокрый снег с крупными каплями дождя. Порывы холодного ветра бросали мокрую хлябь в лицо, задувая холод под шарф. Кутаясь и стараясь, отвернутся от брызг, по набережной Москвы реки Аня шла с Димой к детскому саду. Малыш крепко держался за руку матери, и они вскоре вышли к перекрестку, где на противоположной стороне улицы был детский садик.

– Вы бы еще к обеду привели? – не дружелюбно встретила их воспитательница детсада.

– Ну, знаете, я и так не успеваю выспаться после дежурства. – В сердцах парировала Аня.

– А, что же муж то твой, денег не дает? – ехидно спросила та. Непроизвольно на глаза Ани накатились слезы.

– Я уже три года живу в неведении, и никто не может сказать, где он? – с обидой, зло ответила Кразимова.

– Что же ты его так любила, что он удрал? – наседала распалялась воспитательница.

– Послушайте, вы, если вы еще раз в подобном тоне будете допрашивать меня, я буду жаловаться на вас?

– Ой, ой, ой, напугала то как? – на ходу бросила та, уводя мальчика за руку в детскую раздевалку. Аня, шмыгая носом, утирала слезы платком, выбежала на улицу. Мелкий снег с дождем бросался мокрой сечкой в лицо. Стало еще противнее на душе. К испорченному настроению добавилась не проходящая слякоть. И тягостное одиночество вновь завладело всем ее существом. Все на свете в эти минуты казалось, ей было скверно. Аня уже считала, что ее Леня жив и, что с ним произошло что-то из ряда вон выходящее, и поэтому он не может сообщить о себе. На эти мысли ее наводили действия властей такие, что в случае гибели мужа ей как жене Героя России положена была быть хорошая пенсия. Но вместо этого его семью лишили подаренной государством дачи и не назначили достойной пенсии. Ане было вручено лишь сообщение на бланке Министерства Обороны, что ее муж пропал без вести. Вскоре на работе в престижном медицинском учреждении главврач вызвал ее к себе и объявил категорическим тоном, не терпящим возражений, что она уволена за недобросовестное отношение к работе. По сути дела, это был волчий билет. С такой формулировкой в трудовой книжке ее не примут на работу даже в места не столь отдаленные. Ей все же удалось устроиться дежурной санитаркой в дом для престарелых инвалидов, бывших военных, где приходилось выполнять порой грязную и не благодарную работу по уходу за больными инвалидами. Денег на все не хватало. И они с Димой перебивались, как могли. Такое положение дел в семье не могло не отразится на отношениях с окружающими. И первым делом соседи по лестничной площадке. Все вдруг перестали здороваться, другие демонстративно отворачивались, проходя мимо Ани с Димой. Только Анна Собинова была частым гостем у Казимовых. Но свалившаяся и на ее голову беда вконец подкосила молодую женщину. Анна стала пить, заглушая водкой тяготы жизни: