Они сделали 10 миллиардов копий Земли, и каждого жителя поместили в свой отдельный мир. А потом, через каких-то 50 лет, когда люди тихо скончаются в беспросветном одиночестве, Смотрители соединят все обратно и получат чистую Землю, не перегруженную эхом коллективной агонии.
И вот одним утром люди проснулись – а вокруг никого. Если посмотреть чуть сверху, то ничего не изменилось. Дети открыли глаза в своих кроватках, родители ворочались рядом, булочник с первыми лучами солнца встрепенулся в каморке, пропахшей дрожжами и ванилью, рыбак, дремавший на сетях, потянулся, распутал от верёвок затёкшую ногу и сел, уперевшись взглядом соленых глаз в голубой горизонт… Но это вид сверху. Как проекция разных измерений складывается в единую тень на стене, так и жизнь стала причудливой коллекцией непересекающихся форм и плоскостей.
Плечо супруга было пусто, рука матери обнимала воздух, смуглая согнутая ножка уже не лежала милой тяжестью на ноге возлюбленного. Просто на матрасе. Все вначале не поверили в реальность происходящего, греша на недосып, перепой или глупую шутку. Забегая вперёд, скажу, что многие так и не успели трезво осознать произошедшее, скатясь, как на санках с горы, в стремительное сумасшествие. Они бегали голодные и взъерошенные по родным местам, разрывая криками бездушные бетонно-стеклянные стены. И только эхо… Только эхо.
Но для животного мира сделали послабление и выделили им совместную коллективную реальность – что там происходило, я не знаю, но думаю, они были по началу приятно удивлены, а потом и вовсе забыли про людей, как не вспоминаешь уехавших шумных соседей.
Я проснулся сразу с чувством чего-то свершившегося. Безвозвратно свершившегося. Утро было пятнистое – серые, но не несущие дождя облака плыли, как на репетиции парада – рядами, но чуть безалаберно. Первое, что бросилось в уши – это тишина. Очень странная тишина. Абсолютная. Даже не звенящая, а оглушающая. Я не стал торопиться подтверждать свои смутные опасения.
Открыл кран с водой. Струя беззаботно потекла, и эта обыденность вдруг показалась невероятной. Как потом я уже понял, все, что не требовало участия человека, все то, что было автоматизировано и имело запас прочности, все продолжало функционировать, постепенно угасая и выходя из строя как-то на полпути, внезапно и нелепо замирая в незавершенности циклического движения.
Спасительную мысль «Это сон» мой разум отмел мгновенно, видимо, не желая тратить силы на инфантильные надежды. Не спеша, потому что некуда было спешить, я сделал немудрёный завтрак, заварил кофе и сел у пустующего окна. Если честно, я боялся туда посмотреть, в эту бездну. Но в омут тоже прыгают как бы невзначай. Я и не заметил, как уже уставился в странный силуэт мусорного бачка, укрытого пыльной кроной низкой рябины. Будто предрассветное затишье, но без рассвета. Так порой выглядит труп. Почти живым. И на миг мне даже показалось, что все это мне показалось.