– Тихо, девочки, не мешайте нашему обвинителю вести допрос последних свидетелей, – склонившись и прикрыв рот ладонью, шикает Марко Милс, смешной тридцатитрехлетний пузан с совершенно лысой головой, но густой бородой ярко-рыжего цвета.
– Прости, – поворачиваюсь к нему, произнося извинения одними губами.
Все мы, я, Джастина, Марко и еще пятеро человек, являемся присяжными заседателями в судебном процессе против братьев Багз и по несколько раз в неделю приходим сюда, в зал суда, чтобы слушать, анализировать, изучать все детали дела, а в конце процесса озвучить общее для всех восьмерых решение: виновны или нет.
Конечно, виновны.
Тут нет никаких сомнений.
И я планомерно и целенаправленно подвожу каждого присяжного к этой мысли, делая акцент при обсуждениях на доказательную базу обвинителя, на фотографии измученных девчонок, на улики, ясно подтверждающие их жуткие деяния.
И всё это не потому, что я такая поборница морали и дую на воду, ведь слова защиты звучат очень убедительно и красиво, а многочисленные свидетели в пух и прах ежедневно разбивают многие факты обвинения. И это легко вводит некоторых из моих коллег в раздумья: а на самом ли деле виноваты двое молодых и красивых мужчин, которым совершенно не нужно прилагать усилий, чтобы очаровывать женщин? Или это происки феминисток, решивших обвинить их ложно, так, чтобы те обратили на них внимание?
Вот только они виноваты.
Ви-но-ва-ты!
Я знаю наверняка, хоть и не могу ни одной живой душе признаться в этом. Иначе меня с позором выкинут из присяжных заседателей, впаяв обвинение в сокрытии личных данных, ведь родственники не имеют права участвовать в таких слушаниях.
Суд должен быть независимым, честным и непредвзятым. Стерильным, чтоб его, на эмоции и чувства.
А я повержена этим самым эмоциям.
Я киплю.
Я ненавижу.
Я презираю.
Я мечтаю сделать с этими холеными извергами всё то, что они проворачивали, издеваясь над слабыми, беззащитными девочками.
Я мечтаю сплясать на их могилах.
У меня есть на это право, пусть я и присвоила его себе самолично. А все потому, что моя сводная младшая сестренка их опознала. Сразу и наверняка. Без всяких «мне кажется» и «они похожи».
Четко и мгновенно. Но, к сожалению, показаний дать не успела.
Она оказалась одной из тех двоих слабовольных девчонок, которые… сдались. Сломались. Не смогли пережить моральную травлю, насилие и унижения.
И покинули этот мир, посчитав смерть – лучшим выходом. Дурочки. Какие же они дурочки. Ведь всё и всегда можно решить, исправить, забыть, заменить, пока ты жив. А вот в ином случае уже без вариантов.