Сбоку от ратуши я обнаружил площадь с виселицами. В петлях болтались три высохших трупа. Они практически почернели, но всё же по еле заметному отблеску кожи я сделал вывод, что висят велианцы.
– Это что? – спросил я сморщенного старика, сидящего под тентом неподалёку.
Он тоже блестел на солнце и тоже казался мёртвым. Но, заслышав мой голос, поднял голову. Потом лениво повернул её, оглядел повешенных.
– Тыквы, – сказал он.
– Что? – нахмурился я. – Ты говоришь по…
– Тыквы-горлянки, – уверенно сказал старик.
– За что их повесили?
Старик ухмыльнулся, продемонстрировав чёрные зубы:
– Если хозяин сушит тыкву-горлянку, значит, ему нужно.
Он был не то пьян, не то безумен, не то и то и другое вместе. Потеряв интерес к разговору, я подхватил чемодан и пошёл в ратушу.
Внутри меня встретил полумрак. Я остановился у порога, ожидая, пока глаза привыкнут после яркого света снаружи. Вдруг послышался голос:
– Что угодно господину?
Я закрыл глаза, надавил на веки. Когда вновь открыл, смог различить силуэт стройной миловидной женщины в длинном, до пола, платье. Она стояла у подножия лестницы. В темноте было отчётливо видно, как фосфоресцирует её кожа. Лёгким призрачным светом. Тёмные волосы, заплетённые в косу. Возраст я бы определить затруднился. Лет двадцать пять? Тридцать?
– Вы прислуживаете? – спросил я.
Женщина наклонила голову. Она стояла как изваяние. Как один из тех роботов, которых мы с Марией однажды, ещё будучи студентами, видели на ярмарке. Эти движущиеся манекены, которые пугали до чёртиков.
– Передайте господину Дребену, что приехал Карлос Пиньоль. Я подожду здесь.
Я поставил чемодан на пол, сам повесил плащ на вешалку и сверху нацепил шляпу. Когда повернулся, женщины уже не было – должно быть, ушла наверх. Не слышно было ни шагов, ни скрипа ступенек. Сверху не доносилось ни звука.
Когда же я прошёлся по дощатому полу, доски буквально завизжали под ногами. Нашёл уборную. Открыл краны. Тонкая струйка тёплой воды. С минуту подождав, я понял, что холодной она не станет. Наклонился и вымыл лицо. Видимо, о ду́ше здесь не стоит и мечтать. Безумие. Безумный мир, безумная командировка. Поскорее бы закончить здесь и вернуться домой, к Марии. Надо бы, кстати, ей написать. Как только определюсь с обратным адресом.
Я прошёл в зал, который начинался справа от двери, сел за стол. Интересно, что тут обычно происходит? Совещания? Званые обеды?
Наконец, послышались шаги. По отчаянно скрипящим ступенькам сбежал крепкий чернобородый мужчина. Рукава белой рубашки были закатаны, открывая взгляду могучие руки. Судя по бешеному выражению лица, он готов был схватить меня этими руками и разорвать на две половинки. Я на всякий случай положил руку на кобуру.