Огни восстания загорелись на северо-востоке материка, на полуострове Пискис и в заливе Темпес. Захватывая один очаг сопротивления за другим, сгруппированные в стройные отряды, граждане довольно быстро и без особых усилий потеснили не подготовленных к таким действиям королевских гвардейцев, чем вызвали праведный гнев Столицы. Но бунтовщики навлекли на себя вовсе не недовольство Короля Кэрита, а его старшего сына и первого наследника престола – принца Бэззера. Молодой воин, лишь недавно достигший возраста двадцати лет, уже славился на весь материк своей силой, пылким нравом и беспощадностью к врагам Короны. Все это было обусловлено в его характере тем, что молодой человек желал всеми силами сохранить то, что воздвигли до него его предки.
Стоило бунтовщикам добиться определенных успехов в своих начинаниях, как Бэззер живо собрал несколько отрядов из личного состава гвардейцев и отправился усмирять восстание. И вот, несмотря на мольбы о помощи и спасении, уже который по счету гарнизон полыхал жутким пламенем мести. Подавив своей неукротимой мощью практически все очаги восстания, принц добрался до последнего военного лагеря, что ограждал его от Прасепса – города, в котором началась эта гражданская война. Небольшое укрепление помещало в себя лишь небольшой гарнизон солдат, вместо которых теперь там вальяжно расхаживали вооруженные граждане, которые совершенно не ожидали столь разрушительной атаки.
Принц Бэззер решил атаковать укрепление практически в одиночку, взяв с собой лишь десяток проверенных гвардейцев. Снеся огненной волной кирпичную стену, он ворвался в центр плацдарма и принялся жечь все вокруг, плавя и испепеляя все и всех, кто осмелился вставать у него на пути. Огненный смерч, что разверзся в лагере, мгновенно уничтожил не только все укрепления, но и желание бунтовщиков сражаться. Однако, несмотря на то, что люди бросали свое оружие и вставали на колени, их это не спасало от страшной участи быть сожжёнными заживо. Оставляя после себя лишь обугленные скелеты, Бэззер непреклонно двигался вперед, вычищая каждый уголок лагеря.
Когда, наконец, вопли умирающих утихли, он, презрительно осмотревшись по сторонам, развернулся и направился в свой боевой шатер, что был воздвигнут в нескольких сотнях метров от военного лагеря, который теперь представлял собой могильное пепелище, покрытое угольно-черным настом. Рассевшись в своем кресле, смутно напоминающем трон, он четким и быстрым движением руки подозвал к себе одного из офицеров:
– Докладывай, – сурово произнес он, вытирая клинок косы от запекшейся крови.