– Ахинея какая. Краснодар – провинция Римской империи? Как Помпеи?
– Да, только у вас Везувия нет.
– Саныч, похоже у тебя стойкая потеря совести. У меня сессия, у меня вчера был экзамен, а в понедельник – следующий экзамен, я имею право в конце концов отоспаться после Нового года? И ты меня разбудил, чтобы я услышал, как ты сообщаешь неизвестно кому, что мой родной город полная провинция и здесь даже Везувия нет! И это ни свет ни заря! А мне такой крем-брюле снился!.. И вообще, у вас питерских вечный комплекс неполноценности из-за «недостоличности» …
– Эротический крем-брюле?
– Да ну тебя. Мило, что ты сегодня улетаешь.
– Очень негостеприимно и невежливо.
– Зато очень по провинциальному прямолинейно.
Кирилл вновь закрылся подушкой и попытался уснуть. Прошло полчаса, и после многочисленных переворачиваний с бока на бок ему наконец удалось слегка забыться, только вот столь желанный ванильный сон не возвращался, и вообще ничего не снилось. Да и недолго длилось это забытьё, потому что и его вскоре прервали также неожиданно и грубо, как и в первый раз: внезапно внизу во дворе послышался душераздирающий женский вопль, потом всё стихло. «Веселится и ликует весь народ? Кто-то требует продолжения банкета?» – Кирилл почему-то подумал, что во дворе гуляют захмелевшие соседи.
Но день обещал быть богатым на события, тишина продолжалась лишь с четверть часа, и по их истечении под окном раздался вой сирен, а в комнату поспешила войти мама, прямо с чашкой дымящегося кофе, и, не обращая на них с Санычем никакого внимания, прильнула к окну.
– Максим из девяносто пятой с балкона выбросился!
– Выбросился или выбросили? – уточнил Саныч деловитым голосом знатока детективного жанра, зевая и протирая глаза.
– Он живой? – Кирилл лихорадочно разыскивал в потёмках что-нибудь из одежды, голова и руки отказывались ему повиноваться.
– Что ты! Господи, ведь девятый этаж, а внизу голый асфальт, конечно, чудес не бывает… Какой ужас! Смотри – скорая уехала, полиция и катафалк остались – мама горестно покачала головой и, тщательно размешав ложечкой сахар, отставила чашку на подоконник.
Кирилл кое-как натянул на себя джинсы и свитер и подбежал к окну. Внизу во дворе немногочисленными группами стояли люди, в основном полиция, но были и ранние зеваки, которых стражи порядка безуспешно старались оттеснить под тополя.
Рассвет только занялся, и в утреннем тумане на островке желтоватого света, исходящего от фар автомашин, в луже чего-то красно-бурого распростёрлось тело. Максим лежал лицом вверх, с высоты из окна не было видно не только его глаз – невозможно было разобрать даже черт лица, но Кириллу показалось, что глаза его открыты и смотрят прямо на него. Вместе с проблеском зимнего дня в город врывался стремительный северо-восточный ветер, над покойником неслись клубы тумана, обрывки бумаги, ёлочная мишура… Кирилл вспомнил, что синоптики к вечеру обещали ураган.