– Охренеть, – произнес светивший. – Старшой! У них тут и впрямь ящер!
Старшой отошел от водителя, заглянул внутрь, заметил и Мазая, поманил пальцами:
– А ты выходи давай.
Мазай оставил Красотку и медленно выбрался из фургона. Старшой показал ему, где встать: рядом со сгорбившимся водителем у шлакоблочной стены заставы.
– Мда, – буркнул Старшой, обводя спящую Красотку лучом света из коптящего фонаря.– Кто погонщик? Ты?
– Я, – не стал отпираться Мазай.
– Совсем вы степные охренели… Вы бы еще бармаглота так повезли.
Мазай безучастно пожал плечами, мол, мне поручили – я везу, могу и бармаглота, буде понадобится такой кому в трижды возведенном граде Ушмале.
– Старшой, – угрюмо позвал водитель. – Чего ты нас остановил-то?
– Приедут скоро за вами, – ответил старшой. – В смысле вы-то на хрен никому не нужны, а это чудо в клетку заберут.
– Кто заберет-то?
– Кому положено… Кто-то от Бессмертных. Запрещено же ввозить ящериц в город во время Тризны.
– Так всегда-ж возили, и ничо!
– Ты поболтай мне тут еще. Жди. И не дергайся.
– Старшой, – позвал Мазай.
Старшой приблизился, направил луч фонаря в лицо, осветил костяные височные подвески с лицами предков, жесткие, выгоревшие волосы степняка, небритый подбородок:
– Чего тебе, рыжеглазый?
– Позвонить от вас можно?
– Начальству моему нажаловаться хочешь? – недовольно спросил старшой.
– У меня жена на сохранении в родильном, в городе, – объяснил Мазай. – Скажу, почто не приеду сегодня…
– А-а-а, – протянул старшой непонятным тоном. – Претендент. Ну, иди. Иди, позвони. Рядовой, проводи его. Посмотришь, кому он там на самом деле звонить будет…
Телепровод был новый, меднотрубный. Мазай попросил соединить с храмом домашнего очага, дождался ответа брата-оператора, дождался, пока трубку предадут Лаське, потом рассказывал, что по работе задержится, может, до завтра, может, чуть дольше, да все в порядке, так, застряли в пути. Рядовой при этом хмыкнул и ушел обратно по коридору мимо пустого зарешеченного загончика для задержанных, в застекленный зал у входа. Мазай проводил его взглядом, слушая мягкий голос Ляськи, и конечно, не стал говорить ей ничего, о том, что провалил задание, что не будет серебряных слитков в форме бычьей головы на чаше медицинских весов. Ничто не остановит чашу с их сыном от звонкого удара об медный стол. И значит, не будет в городе нового человека – будет еще одно жертвоприношение первенца на алтаре домашнего очага города Ушмаля. Он, конечно, ничего не стал говорить. У него есть еще время до родов. Но совсем мало. Со дня на день.
Со дня на день.