Самолет приложился к бетонке аэропорта «Нариманово», подпрыгнул и покатился, гася скорость. Сашка вытащил из-под кресла раздутый портфель, застегнул шинель и потопал к выходу. По полосе мела поземка и Сашке показалось, что никуда он из Совгавани не улетал. Ветер усугублял небольшой в принципе мороз и Сашка с удовольствием влез в стоящий на площади перед аэровокзалом городской автобус. В нем было так же холодно, но зато отсутствовал ветер. Прислонившись к поручню на задней площадке (сидячие места были, но садиться на промерзлый дерматин почему-то не хотелось), Сашка начал считать, мысленно загибая пальцы.
Точкой отсчета он взял построение перед штабом полка. Командир явственно поморщился, оглядев строй из пятнадцати теперь уже бывших солдат. Затесавшиеся в строй несколько «выпускников» так называемых офицерских курсов из-под Комсомольска, в числе которых был и Сашка, выглядели сущим диссонансом на фоне кондовых полковых дембелей. Разглаженные утюгом, а потом сморщенные в гармошку кирзовые сапоги на высоченных подбитых полосовым свинцом каблуках и офицерские полевые брюки вкупе с короткими бушлатами у тех, кто ехал в родную деревню (шинель с парадной формой в деревне не канали в силу непрактичности). Те, кто возвращался в город, имели расклешенные до опасного предела парадные брюки и шинели, напоминавшие полупальто (особенно ценились почему-то курсантские шинели, наверно из-за редкости, а также за ряд блестящих пуговиц на заднем шлице). Кроме того, все имели алюминиевые вставки под погоны, подкладки под кокарды, кембрик на подворотничках, офицерские зимние шапки и впечатляющий иконостас из разнокалиберных значков.
Сашка вспомнил повара со своей точки, уволившегося полгода назад, единственного в полку обладателя боевой медали «За отвагу». Медаль он получил за то, что, будучи сильно нетрезвым (наверно щей перебрал), вышел в бурную осеннюю ночь для облегчения организма. Сортир стоял метрах в двадцати от уреза воды и в штормовую погоду волны Японского моря до него запросто добегали. Сейчас как раз был хороший шторм и, опасаясь, что сортир может быть унесен аж до Хоккайдо, повар пристроился подальше от наката.
Уже застегивая штаны, он заметил на фоне светлеющего востока бредущие по берегу фигуры. В отравленном алкоголем и замполитом мозгу всплыло -«шпионы». Граница-то была вот она плюс еще двенадцать миль нейтральных вод. Будучи еще под воздействием винных паров, он побежал было в казарму, чтобы учинить тревогу, но, не добежав, узрел возле кочегарки за пожарной бочкой мирно дрыхнувшего часового в огромном тулупе. Решение пришло само собой – он реквизировал у часового автомат, а тот даже не проснулся.
