ЧАСТЬ 3 Право выбора
Я со всей возможной задумчивостью на лице покрывала длинные, чуть загнутые вовнутрь ногти сверкающим в темноте лаком. Если считать, что в темноте я вижу не хуже, чем на свету, производить фурор моё творение должно было на коллег по работе. Уж они-то Тьму на дух не переносят.
Оторвавшись от созерцания особо удавшегося коготка, перевела «затуманенный работой» взор на подошедшего к моему столу начальника ведомства заказов, на ниве которого я и проходила столь необходимую для дальнейшего роста по служебной лестнице практику. Кто придумал отрабатывать по достижении совершеннолетия два года во «вражеском стане»? Убью, да услышит мою клятву Дьявол. Но он меня не услышит. Никогда не слушал, и теперь не станет. Я для него мелкая сошка, разменная монетка. Пускай и золотая.
– Я вас слушаю, – как можно более вежливо поинтересовалась я, снимая ноги со стола. О способности моего народа изгибаться в немыслимые стороны ходили легенды, но я, к сожалению, один из наименее талантливых его представителей. Только с десяток суставов вывернуть могу, да и не выпрямишь потом без посторонней помощи.
– Тай Шиннолл Агк’рэттонс... рэттокс... рэкиндотсэлл... – светлый в очередной раз осёкся на моём родовом имени, коверкая язык, но так и не придя к положительному результату. Неужели мы так различаемся в манере речи? Лично я с двух лет выговаривала имя повелителя, которое раза в три длиннее моего собственного. Что поделать, истинный высший. У меня заслуг меньше, пока одно только происхождение и наречённое имя. Как никак совершеннолетняя почти, достойна щедрого дара мудрых. Правда, на редкость простое и незаковыристое досталось. Вон даже этот, пернатый, легко запомнил.
– Опустим титулы, – сжалилась, вперившись в работодателя горящим взглядом. Горящим в прямом смысле этого слова – из глаз сыпали искры, что говорило о моём крайнем неудовольствии. Или о повышенной вредности, что по сути одно и то же. – У вас ко мне какое-то дело?
– Да, – выпалил светлый, мучительно краснея. Они тут все краснели от прямого (да и косого) взгляда, вежливой улыбочки (ну и пусть, что клыки выпирают), крепкого словца (о, это я могу). Светлая, почти прозрачная кожа и воспитание, воспитание... Я бы загнулась здесь в первые же часы, подвергнись такому испытанию нервов – вечно кланяться, благодарить (фу, слово-то какое возвышенное, аж тошно), извиняться за малейший проступок и уважать старших. Поэтому ходила, не опуская головы, фыркала вместо спасибо и демонстрировала впечатляющий оскал вместо извинений. О моём отношении к старшим, думаю, говорить не стоит, но уважением там и не пахнет.
