Краска пятнами ложилась на дерево, цвет яичной скорлупы замазывал гнилые доски. Пот выступал на его лбу, капал неприятно на глаза и щипал зрачки. Это были последние жаркие выходные осени. Соседские детишки резвились и брызгали водой друг на друга из шланга. Теодор вздохнул, смахнул капли пота со лба, сел на лавочку и достал сигариллу. Это была одна из его слабостей. Запретный плод.
– Здравствуйте мистер Хейл. – По дорожке шла Мия, она сияла на солнце, как и все шестнадцатилетние девушки. Глупость, наивность и вера в лучшее – губительные дары в одном мешке. Когда самосохранение не работает, когда все делается просто назло, лишь бы по другому, лишь бы показать что у тебя есть возможность делать иначе. И голос разума молчит, когда тебе протягивают первую банку пива, первый косяк или заднее сидение его машины. Когда после этого ты гадаешь, а любит ли?
– Добрый день Мия. – Священник одобрительно кивнул и проводил взглядом ее короткую юбку. Сигарилла дымилась, Теодор задумался, и медленно втянул никотин. Пора собираться.
Сегодня он ждал исповеди, раз в несколько дней к нему приходил один и тот же мужчина. Теодор его никогда не видел, но безумно боялся слышать даже его голос. Когда незнакомец говорил, Тео казалось, что в глубинах его собственной души затапливало подвал от желчи и вырывалось на свободу то, что он так старательно запирал. Так же старательно, как юную Эмму.
Он переоделся и спустился в подвал. На полу сидела девушка, ее руки были связаны за спиной, рот заткнут кляпом. Ноги в ушибах и ссадинах были скованы. Как только Тео вошёл в подвал она замычала.
– Знаешь, за внешним фасадом мы всегда скрываем свои самые грязные желания. – Находу он расстегивал ширинку. – И я думаю, ты хотела нечто большее в своих фантазиях, чем пофлиртовать на спор. – Он достал кляп изо рта, провёл большим пальцем по ее губам. Щеки Эммы блестели от слез. – И каждый должен получать то, что хочет. – Он держал рукой за её волосы и проникал все глубже в горло. Эмма дрожала, из глаз лились слезы, она задыхалась от страха и от члена пастыря в ее горле. Он смотрел на неё, держал синие волосы и думал о том, что Эмма была непоколебима только внешне. Внутри ее стержень больше походил на стертый канат. Иначе, она бы боролась до последнего, кричала, пыталась выбраться или, по крайней мере не брала в рот так смиренно. Он хотел чтобы она сопротивлялась, хотел ощутить ее зубы. Но ее фасад не оправдал его желаний.
Скоро он вспомнил про время, пора ехать. Он вытащил член, ее губы сомкнулись в безмолвии на кляпе. Тео выключил свет и закрыл белую дверь на замок.
