1. Пролог
«Иногда надо не думать, а делать
Но лишь иногда…»
Я стояла на балконе и пускала кольца дыма в небо. За стеной ругались соседи. Скандалили они каждый день, и я искренне не понимала, почему Ульяна до сих пор не ушла от мужа.
‒ Спроси денег у родителей! ‒ начинал сосед. ‒ Когда ты уже начнешь нормально зарабатывать?
‒ Мы уже сто раз об этом говорили, Саш, ‒ устало увещевала его жена. ‒ У родителей нет возможности нам помочь, да и не настолько мы нуждаемся. И на какую работу я выйду, если Макса в садик только в следующем году возьмут. Наша очередь еще не подошла, ‒ и как ей не надоело в который раз ему это говорить?
‒ Отдай его в платный сад!
‒ А толку? Вся моя зарплата тогда будет уходить на него. А еще сын будет постоянно болеть. Я буду сидеть на больничных, получать за них гроши, вот только платить за время его отсутствия в группе все равно придется.
‒ Тогда найди работу, где хорошо платят!
И так по кругу. И насколько бы не было у соседки железное терпение, оно разбивалось об эту глухую стену непонимания. Она срывалась на крик, кидалась в слезы. У ребенка начиналась истерика, и тогда муж обвинял ее в том, что она довела ребенка. О своих родителях я такого не помню, они жили душа в душу, папа, кажется, и голоса на маму никогда не повышал. Я бы хотела, чтобы когда-нибудь, и у меня случилась такая любовь как у них.
Но здесь каждый день было одно и то же. Иногда так хотелось зайти к ним и надавать пощечин, да только не поможет. Мне временами казалось, что он просто вымещает на ней скопившуюся за весь день злобу, зависть или самоутверждается за ее счет. А в ответ на вопрос, почему она от него не уйдет, я слышала лишь, что она его любит, что его очень любит сын и даже представить невозможно, как она их разлучит, что он, в принципе, неплохой, не пьет, не гуляет, участвует в воспитании ребенка. Вот только было что-то в ее голосе, какой-то надлом. Будто часть ее уже не подлежит восстановлению. Частью она мертва. И это он убил ее.
Наверное, поэтому мы сдружились по-соседски. Часть меня тоже умерла. Вместе с моими родителями одиннадцать лет назад.
Странно, вот только что у тебя были родители, дом, как говорят, «полная чаша», семейные ужины каждый день, выходные в парке, каникулы на море или в горах. И все это одномоментно разрушилось. Папа забирал маму с бабушкой из театра, когда пьяный водитель гелендвагена не справился с управлением. Полицейский сказал дедушке, что у них не было шансов. Дедушка же не смог пережить потерю. А больше у меня никого не было.
Вот так счастливая девочка, отличница, спортсменка и любимица семьи попала в детский дом. Больше не было ни свечей на день рождения, ни поцелуев на ночь, ни опозданий в музыкалку, просто потому, что в детдоме не было пианино, а уроки музыки заключались в хоровом пении. Зато были всяческие «приколы» от товарищей по несчастью, опрокинутая еда, порезанная одежда, подножка на лестнице, это самое малое, из того что мне пришлось пережить за шесть лет в детдоме. Меня не любили, мне завидовали, хоть я и стала сиротой, но изначально у меня была семья, были любящие родители, а еще у меня была своя собственность и доход. Пусть недоступные до совершеннолетия, но дающие билет в будущее. Мне было двенадцать. Сейчас мне двадцать три, больше нет той растерянной девочки, теперь я знаю себе цену и отомстила всем обидчикам, которым сочла нужным отомстить. А в узких кругах меня зовут «Нотой», хотя я уже очень давно не садилась за пианино.
