А в чьих сердцах искоренят любовь
да проснется ненависть.
(Книга Хора, Послание девятое)
Он опоздал.
Осознание этого возникло даже не от той тишины, что повисла здесь – густой, мертвой, а от чувства… Отвратительного чувства неизбежности, которое появилось задолго до того.
И он ничего не предпринял, даже догадываясь… Нет, зная о том, что грядет. До последнего не верил? Надеялся?
Или просто-напросто боялся?
– Ты опоздал.
Маар восседал, безмятежно болтая ногой, на толстой ветви усыпанного нежно-розовыми цветами древа канаго и поедая его плод. Сок – рубиновый, благоухающий, из которого по поверьям людей Праотец Дэон сотворил кровь – стекал по руке и капал вниз.
Кап-кап… На лицо Тэли, лежавшей на пушистом ковре мха. Прямо в широко распахнутые медово-золотистые глаза.
– Ну, что же ты молчишь, братец? – протянул Маар, слизнул с ладони сок и, отшвырнув огрызок, спрыгнул с дерева.
Бежать. Нужно было бежать. Вот только куда, если ты заперт с этим полоумным в одном мире и он может найти лишь по одному всплеску божественной силы? Брат лениво, не спеша, направился к нему, прекрасно понимая, что тому некуда деваться. Разве что…
Виар метнулся к распростертому телу под насмешливым взглядом Маара.
– Решил попрощаться с сестренкой перед смертью? – хищно оскалился тот, обернувшись.
Кончики пальцев закололо. В последний раз. Виар сорвал подвеску с шеи Тэли и… исчез.
И создал Праотец мир. И сотворил в нем людей.
И воспылал бог Маар – сын Дэона, ненавистью к
людям. И вскрыл нарыв на теле мира, хранивший
в себе грехи и пороки, всю грязь человеческих душ.
И, как гной истекает из раны, так и из разлома
исторглось чистейшее зло. Пал мир. Прогневался
Дэон и, запечатав источник, наказал Маару
охранять место до окончания времен. И ушел
Праотец, опечаленный гибелью своего творения,
призвав на его защиту дочь свою – Сиятельную
Тэли и сына – Виара, Бога Хаоса.
(Писание, глава первая)
Шиан спешил на собор. Покаянный час затянулся – желающих очистить души перед празднованием осеннего Сияния оказалось больше обычного. Да оно и понятно: кто же хочет предстать пред лицом Златокудрой Богини погрязшим в грехах, когда она вот-вот начнет источать свет своей благодати?
Жрец старался не зевать слишком уж откровенно, читая молитвы у алтаря, пока вереница верующих медленно двигалась мимо него. Ему было любопытно наблюдать за ними. Кто-то быстро отчитывался перед Пламенем, то ли спеша предоставить место следующему, то ли не считая себя таким уж грешником. Но были и те, кто долго и вдумчиво каялся. И уж совсем редкостью были прихожане, чьи души так сильно томились под гнетом грехов, что, освобождаясь от него, они плакали. О чем они исповедовались Тэли? Оправдывались ли?
