Осторожно опускаюсь на колени около этой злосчастной таблички с красивыми словами и ее посмертной фотографией. Теперь это все, что будет напоминать о ней. Больше у нас нет о ней воспоминаний - специальная служба затерла следы души в дом, чтобы та не могла переродиться в призрака или, не дай боги, полтергейста.
Только посмертный снимок остается с родными до самого конца. Некоторые предпочитают держать их в доме, но у герцогов де Шаларгу они были нанесены на фамильные надгробия для упокоения плача израненной за время жизни души.
Я не посмела нарушать традиции и выполнила все в точности, как и множество предков до меня. Единственное, что я себе позволила, это покрыть белый мрамор не нежно розовой надписью, а ярко-алой - именно такой цвет так любила леди Диктория. И, наверное, я поступила отчасти дерзко, но именно так, как хотела сама покойная.
Думаю, ее душе будет приятна эта маленькая и трогательная выходка, которая будет напоминать именно о ней и ни о ком больше. Все это я прекрасно понимала и даже принимала, но на душе все равно разливались нерадостными красками тревога и переживания. Словно я предавала ее светлую память, оставляя это за бортом своей жизни. Такое ощущение, что со смертью леди Диктории из меня пропала частичка чего-то важного и совершенно потрясающего.
Грудь сдавило тисками, и она запульсировала невероятной болью и чувством сосущей пустоты. В одно мгновение все радостные новости сегодняшнего дня пропали, уступая место человеческой скорби и беспросветному будущему, которое теперь меня ожидает в этой одинокой мгле, такой темной и непроглядной, что она высасывала до самого конца.
Слезы медленно навернулись на глазах, и я начала взахлеб рыдать, давясь комками влажных всхлипов и размазывая по лицу соленую влагу. Я не могла остановиться, с каждым новым моментом этого бесконечного дня я все больше переставала чувствовать себя живой и целостной. Меня словно не стало в этот момент. Я разрушалась на мелкие части, рассыпаясь пылью на вековых плитах фамильного склепа, и оседала на них вечной скорбью утраты.
Так хотелось просто лечь на холодный камень, застыть тут, у подножия последнего пристанища высокородной леди, и не познать отвратительной участи. Теперь она там, в старых стенах древнего творения, а я тут, живая и вполне себе цельная. Так не должно было случиться, только не с ней, не с Железной леди Верноры. Но жизнь была беспощадной даже к великим; она забирала всех без разбора, невзирая на положение, титулы и богатства, от нее не спасало ничто, не помогало ни одно известное науке и магии средство.
