XI век, 1006 год
Деревня Белоозеро, близ Новгорода
Солнце низко висело над гладью озера, словно золотая монета, забытая в небе. Берег был усыпан опавшими листьями, ветер лениво шевелил их. С деревьев медленно осыпалась листва – сама земля готовилась ко сну.
В воздухе пахло прелой травой, дымом печей, капустой в кадках и свежеиспеченным хлебом. Осень выдалась теплой и долгой – и люди надеялись на мягкую зиму.
Мужики продолжали охоту, таская в деревню связки зайцев и уток. Женщины хлопотали по хозяйству: ворошили сено, ставили тесто, варили варево из лесных кореньев. А между протоптанных дорожек – среди сушеной рыбы и соломы – с визгом бегала детвора. Их смех перемешивался с криками ворон, что крутились над деревьями, как предвестники чего-то важного.
Сквозь толпу ребят с топотом пронеслась девчушка лет четырнадцати, вызвав за собой волну неодобрительного гула.
– Мать! – крикнула она, вбегая в избу, запыхавшись.
Они жили вдвоём. Мужа в доме не было уже много лет, и все здесь принадлежало только женским голосам и рукам.
– Чего орёшь, как окаянная? – мать выглянула из-за печи, вытирая руки о фартук.
Девочка остановилась, глядя на свои ладони, словно искала на них слова.
– Ну? – мать нахмурилась, уперла руки в бока. – То верещишь как блаженная, то молчишь. Говори уж!
– Бабка Ядвига померла! – выдохнула она. – Я пришла, а она лежит, шепчет чего-то. А я подошла… и она – всё…
Мать всплеснула руками и, забыв даже отругать, схватила платок и выбежала из избы.
Бабку Ядвигу знала вся деревня. Сухонькая, будто вырезанная из корня, она жила в избушке на краю, почти у леса. Люди ее побаивались и сторонились. Она не искала общения – и взаимностью не отличалась. Ходили слухи, что у неё есть книги, которых быть не должно, и травы, что растут лишь на болотах.
Но девчонку к ней тянуло с самого младенчества. Сначала – смотреть, как она сушит травы и варит густые отвары. Потом – просто сидеть рядом и слушать, как потрескивает печь.
Мать не одобряла этой тяги, особенно после того как соседка прошептала ей пару нехороших историй. Запретила ходить – строго. Но девочка упрямо продолжала.
Вот и в этот раз, управившись с делами, она побежала к старушке. Дверь была закрыта, никто не отзывался. Девочка постучала раз, другой. Помня, что бабка почти не слышит, она приоткрыла дверь и вошла без страха.
Внутри пахло травами, воском и чем-то горьким, как старое вино. В углу темнела полка с банками, под потолком висели пучки – багульник, полынь, зверобой. Печь ещё дышала теплом, но в комнате было тихо.
Бабка лежала на кровати. Глаза полуприкрыты, губы едва шевелятся – словно шепчет кому-то во сне.
