Глава 1, в которой Шерит сильно озадачен
Из дневника Бертрана Дор-Меринга:
«Дождь заливал недавнее поле боя, превращая его в месиво из вспаханной конскими копытами и ядрами земли, людских и лошадиных трупов, отдельных человеческих останков, развороченных телег. Упругие струи били по красным от крови лужам. Темнейший Дортейн оплакивал своих детей.
За стеной воды я не мог видеть дальше двух шагов, оставшийся целым глаз заливала мутная алая пелена, второй, кажется, был выбит. Правая рука оказалась раздроблена в нескольких местах и висела плетью. Внутри все горело огнем, и в полубессознательном бреду, в котором я находился, едва ли мог определить повреждения. Два ребра сломаны точно. Похоже, только ноги целы.
Дортейн послал этот дождь мне во спасение, я знаю. Никто из объединенной армии тьеров не рискнул высунуть нос из своих нор, чтобы убедиться, что убили всех. Всех до единого. Кроме меня.
И я полз. Полз на ощупь к той самой яме, вырытой в корнях древней ели, которую накануне показал отец. Он сказал, что это надежное убежище, защищенное от магического поиска, где я могу укрыться в случае надобности. О, как я возмутился! Я негодовал. Я чувствовал себя оскорбленным.
Как отец мог сомневаться в победе? Разве не мы – могущественные маги, потомки самого Дортейна? Что могут противопоставить нам эти смертные людишки? На их стороне осталась лишь малая часть магов, прикрывающих свой страх бредом про заветы Божественных Братьев. На мою гневную тираду отец лишь велел заткнуться и настроить маяк на укрытие.
Он что-то знал. Или предчувствовал. Это был наш последний разговор. А потом случился бой. Короткая омерзительная бойня. Тьеры предложили нам сдаться, и, получив закономерный отказ, сделали что-то… тогда я не знал, что произошло. Это была магия, определенно, магия. Но неведомая, страшная, настолько мощная, что заставляла лопаться барабанные перепонки еще за несколько сот метров до воздействия.
Все произошло молниеносно. Из лагеря тьеров в небо поднялся столбом черный смерч, распался веером в воздухе, замер на несколько мгновений, словно позволяя нам разглядеть получше свою смерть. А потом просто упал куполом на многотысячную армию доров, сметая все на своем пути. В полной тишине разлетались на осколки выставленные щиты, падали, как подкошенные сильнейшие маги королевства, и последнее, что я запомнил, это как день стремительно превратился в ночь.
Меня спас отец. Я понял это, когда выбрался из-под его трупа. Не замечая собственной боли, я долго рыдал над изломанным телом, в котором с трудом можно было узнать гордого, непреклонного двадцать шестого благородного дора династии Мерингов. А потом я пополз. Каждое движение вызывало сноп искрящейся, убийственной боли, которую я почти не ощущал и был рад ей, как искуплению за то, что все еще жив. Я полз, почти ничего не соображая, меня вел маяк, тот самый маяк, который отец чуть ли не силой заставил вчера навести на укрытие. Я проваливался в грязь, полз по слякоти и лужам, поливаемый и скрываемый ледяным дождем. Отчаянно толкался ногами, рукой цеплялся за все, что попадется – трупы, доски, пучки травы, комья земли.
