Мечтает ли гардеробщица о настоящих чувствах?
Он приходил сюда каждый день. Огромный холл, стеклянные стены, отделяющие теплое нутро здания от холодной и снежной зимы, толкотня голодных до книг посетителей – все было привычно и до безобразия обыденно. Особенно длинные ряды вешалок, между которых суетливо перемещалась пожилая гардеробщица.
Просиживать штаны в библиотеке ему откровенно нравилось. Это успокаивало, позволяло сосредоточиться на работе. Он снимал с запястья часы, клал их на угол стола, чтобы не мешали, но и не пропадали из виду. Удовлетворенно втягивал в себя пыльный книжный воздух и погружался в иной мир – расчетов, формул, графиков.
Вот только сегодня не задалось. Еще в дверях, огромным пропеллером пропускающих посетителей библиотеки, сердце его непривычно кольнуло. Раньше такого не случалось. Он поморщился, расстегнул куртку, стряхивая с нее снежный пух. Подошел к гардеробу, поднял глаза. Сердце кольнуло еще раз, оно пропустило удар и вдруг забилось в два раза быстрее.
За стойкой была она. Нет, не та, вечно озабоченная и потрепанная годами. Другая. Юная, цветущая, одарившая его приветливой улыбкой, словно дуновением свежего летнего ветерка. С трудом оторвавшись от серых глаз, он, по-прежнему немой и восхищенный, скользнул жадным взглядом по хрупкой фигурке. Темно-синяя водолазка, серая жилетка… На бейджике красовалось лаконичное, написанное от руки – «Люба».
– Давайте.
– А?
– Куртку вашу давайте.
Глаза ее смеялись, превратившись в задорные щелочки, брови приподнялись, спрашивая «ну что же ты, глупенький, так и будешь тут стоять, таращиться?».
– Ах, да! Конечно. Вот…
Люба взяла его одежду и ушла в темные чертоги гардероба. Подталкиваемый нетерпеливой очередью он вынужден был отойти в сторону. Лишь глянцевый номерок в руке напомнил о случившемся волшебном видении. Он чувствовал, как жизнь его, поскрипывая и отрываясь от накатанного пути, делает крутой поворот.
В этот день он не мог заниматься. Глупо улыбался формулам и графикам. Думал о ней. И на следующий день тоже. А потом в гардероб вернулась та, озабоченная и потрепанная. Он заставил себя работать, но время от времени спотыкался, останавливался, и в ужасе задавался вопросом – «а вдруг Люба не вернется?».
Она вернулась. Снова приветливая, улыбчивая. Забрала у него куртку, коснулась кончиками пальцев его руки, передавая номерок. Озноб злыми колючками пощекотал его тело, но тут же растворился внутри теплой истомой.