Пролог
Деревня Королевский щит стояла на перекрестке четырех дорог. Официально она принадлежала людям, а неофициально в ней можно было встретить представителя любой расы. Дело было в том, что до ближайших поселений людей и нелюдей от этого перекрестка был ровно дневной переход. Так что и гордый эльф, и зеленый тролль, и легконогий кочевник-румис встречались примерно на этом месте. Сначала были ссоры и отдельные костры, а потом король людей Ильрик Пятый приказал поставить на этом месте постоялый двор и своей рукой начертал на старом щите правила поведения в нем. С той поры и повелось.
Королевский щит не раз служил площадкой для переговоров и межрасовых обменов. Здесь постоянно шумели торговцы, сновали карманники, за высокой стойкой пили пиво подозрительные личности с плакатов «Найти за вознаграждение». Конечно, в этом бурном котле какое только варево не варилось, но ранней весной и поздней осенью деревня замирала и отдыхала. Непроходимые дороги и затяжные дожди сокращали количество путников, крестьяне получали передышку, возможность посплетничать, обновить мебель и горшки в трактирах, а заодно присмотреться к соседям — как они пережили жаркое лето или холодную зиму.
Начинались посиделки с рукоделием, и под слабенькую медовуху по селу расползались новости. Вот мельник сына женил, хорошую девку взял, крепкую, румяную, говорят, сразу после свадьбы понесла. А дайна видели три ночи назад под забором у вдовушки Лихославы. Тоже добрая бабенка, и самогон варит — как слеза прозрачный! А вот…
Всей деревне косточки перемывали, а как помянет кто швейку Марысю, так и затихнут все. Нечего о ней сказать. Добрая девка, да несчастная. Мать ее первой рукодельницей на селе была. Шали расшивала шелком да золотом — любо-дорого посмотреть! Купцы, кто с понятием, завсегда к дому Аниты-вышивальщицы сворачивали. Знали, что за платок ее работы жена любой загул простит.
Вот и принялся наезжать один такой. Все в глазки глядел, да ручки ее гладил, золотинкой называл. Уболтал. Увез от родительского крыльца! С утра мать Аниты волком выла, по деревне бегала, да поздно, пропала Анита.
Воротилась девка через год — почерневшая, постаревшая и беременная. Никому ничего не сказала, пришла домой, встала у ворот, поклонилась родителям и спросила шепотом — примут ли? Отец что-то сказать хотел, да мать к ней кинулась, увела в дом и чертополох на ворота повесила, давая кумушкам понять, что болтовни о дочке не потерпит.
Месяц Анита дома просто так сидела — плакала, отъедалась, а потом снова за иглу взялась. Только уж теперь вышивала она не цветы полевые да звезды небесные. Зверей невиданных, птиц волшебных да заросли лесные. Дивились на ее работы купцы, да все равно брали — больно уж искусно вышито было, того и гляди лев с огненным языком с платка соскочит и гулять пойдет.
