Рыжеволосая девушка в вызывающе обтягивающих розовых джинсах и коротком белом топе под грудь решительно покинула дом. На высоких каблуках устремилась к своей ярко-красной машине, намеренно припаркованной таким образом, чтобы можно было быстро смыться. Решительно села за руль, захлопнула дверь, всунула ключ в замок зажигания и зло повернула. Взревел мотор. Одновременно с отцом, заоравшим от распахнутой двери шикарного дома.
— Немедленно вернись!
— Ещё чего! — процедила разъярённая фурия, вдавив педаль газа в пол, и машина сорвалась с места.
Кристи мысленно послала в Ад оставшегося позади побагровевшего родителя, чей цвет лица не предвещал ничего хорошего. Учитывая паршивость отцовского характера, можно было смело копать себе могилку. Обычных людей взволновало бы состояние отцовского здоровья, а вот её больше заботила собственная жизнь.
Нет, она не считала, что Великий Власлен Геннадьевич решится укокошить собственную дочь, — его зацикленность на семье, это лучшее и худшее из качеств характера, — но он способен и другими способами заставить приползти на коленях. И не просто с повинной, а чрезмерным суицидным рвением одеть себе на шею петлю грёбаного брака и лечь под старпёра, в процессе восхваляя его низменную возню.
Девушка брезгливо передёрнулась. Не святая, чего уж, но свой выбор она уже сделала. Пусть запоздало, давно подмочив репутацию и приобретя клише доступности, но сделала.
Однако сегодня отец вынудил притащиться на свой День Рождения, который она в гробу видала после своего девятнадцатилетния. Он вечно приглашал инвесторов, порой с гнилым душком, падких на её задницу, как на самый сочный стейк. Первое время она отрывалась, множа порочные связи и выгорая изнутри. Встреча с одним властным и чрезмерно самоуверенным мужчиной заставила поставить крест на прошлом. И этим своим решением она выбесила отца.
Великий Власлен Геннадьевич решил задорого продать дочь старикашке, заплатившему сходную цену. Впрочем, он всегда считал её частью своих инвестиций. Первое время Кристи поступала ему в пику — спала с теми, кого он на дух не выносил. Потом её припугнули и пришлось выдерживать «праведное лицо», чтобы не «опозорить» папочку. Словно тому были знакомы стыд и мораль.
Не знакомы и никогда не были. Как выяснилось впоследствии, он банально набивал цену «живому товару». Показывал её с разных сторон: развязную — для постели и послушную куклу — для мужа на людях.
И эта приевшаяся игра в добродетель постоянно заставляла вспоминать события, произошедшие до того, как она ушла в разнос.
