Бабетта с таким наслаждением смакует мороженое, что моя мужская душа ликует и радуется. Все мы обожаем делать женщину счастливой, а если удается вот такими мелочами, то сами счастливы по самое некуда.
Улыбка моя становилась все шире, но в голове продолжала разрастаться диковатая на первый взгляд мысль. Господь вручил человеку землю и велел править всем этим миром, включая животных, женщин и даже ангелов. Почему я все еще не додумался покомандовать ангелами?
Это же так естественно, напрашивается почти само собой! От того, что Адам не решился, вообще был парень мягкий и безынициативный, даже яблоко не он сорвал, стыд какой, не решались и его дети-внуки, это не значит, что никто из более отдаленных потомков не заикнется о своем законном и неоспариваемом праве.
– Бабетта, – сказал я с подозрением, – ты что-то смотришься как-то весьма… торжественно, что ли.
Она удивилась:
– Заметно?
– Еще как!
Она проговорила с сомнением:
– Либо я теряю осторожность, либо ты становишься опасно проницательным. Боюсь, скорее, второе.
– Ага, – сказал я, – поймалась! Признавайся, зарезать ночью мечтаешь?
– Почему ночью? – спросила она изумленно. – Ночью не так интересно!
Я невольно любовался, как она лопает, мои неотесанные лорды хватали бы эти крохотные пирожные и забрасывали в пасти, как орешки, но Бабетта хоть и не жеманится, но почти незаметно соблюдает манеры. Приятно смотреть на такое превосходное совмещение хороших манер с естественностью желаний.
Она перехватила мой внимательный взгляд.
– Что-то, – произнесла с настороженной улыбкой, – взгляд больно прицельный… Ударить хочешь?
– Хочу, – признался я. – Но пока не буду, хотя я тиран, и мне все можно. Да еще и штатгалтер, надо же!..
– Не язви, – попросила она мягко. – Так что насчет ангелов?
Я ответил как можно спокойнее:
– Да это так, чисто богословский вопрос. Я же паладин, а это накладывает определенные обязанности. Ну там Библию прочесть как-нибудь, в диспуте поучаствовать, ангелов на острие иглы посчитать или оппонентам зубы…
В проеме двери возник сэр Жерар, строгий и чопорный. В глазах на миг мелькнуло изумление, но раз я спокоен, то и он произнес ровно и бесстрастно:
