Я просыпаюсь от легкого толчка в плечо. Мгновение не понимаю, где нахожусь, а затем осознаю – я все так же сижу за своим письменным столом. В воздухе стоит знакомый запах дешевых сигарет. Керосиновая лампа уныло мерцает надо мной, едва освещая мое рабочее место, будто бы желая, чтобы ее трудовой день поскорее закончился. На моем столе бумаги хаотично разбросаны, словно островки в море; одна из них, влажная от слюны, приклеилась к моему лицу.
– Вставай, соня, – в голосе Павла звучит ухмылка. – Ты уже слюнями все дело заляпал. Ты что, кутил всю ночь? А меня не позвал?
Я вытираю глаза и морщусь. В комнате душно, а мартовское солнце отказалось светить в окно, из-за чего пришлось зажигать лампу посреди дня.
– Нет… Не до кутежа мне, – отвечаю, чувствуя, как вновь подступает волна усталости. – После последнего дела… кошмары замучили. И сердце болит, хотя доктор сказал, что всё в порядке.
Павел вздыхает, садится напротив меня и сдвигает к себе кипу документов о расследовании, пытаясь привести в порядок тот хаос, который я оставил.
– Доктора – они все говорят одно и то же, – буркает он, заглядывая в мои записи. – А ты чего вчера не спал?
– Всё лицо того парня перед глазами, – говорю я, вздыхая. – Набу… Помнишь его? Того, которого мы арестовали. Каждую ночь он мне снится, как живой…
***
Сутулый и худощавый Набу сидел на холодной деревянной скамье в полутёмной камере. Его лицо скрывалось за копной сальных, чёрных, как вороново крыло, волос.
– Я не виноват, – прошептал он, когда я вошёл в камеру. – Клянусь, это была самозащита. Мы не были бандитами, мы всего лишь артисты. Это всё они.
– Кто они? – я пересёк комнату и остановился напротив него. Павел встал у двери, скрестив руки на груди, чуть ли не подпирая потолок тесной камеры. Эмиль, наш новенький, почти ещё мальчишка, стоял, не зная, куда себя деть, что сразу выдавало его страх перед первым допросом.
– Сектанты, – прошептал Набу, оглядывая нас, словно боясь, что его подслушают через стены камеры. – Клянусь, это они… Они поклоняются… – он сделал паузу, его руки затряслись, и он прикусил нижнюю губу, – богу нашей земли, так Они его называют. Его зовут… Поревит, – голос его стал совсем тихим. – Проведите ещё одно расследование. Проверьте… Всё это связано…
– Нам не нужны твои сказки, – грубо перебил Павел, сделав шаг вперёд. – Ты говорил, что предсказатель, а потом вместе со своими дружками циркачами устроил резню в деревне. Так что признайся, сэкономишь время и нам, и себе.
– Признаваться в том, чего не делал? – его голос натянулся, как струна. – Я не виновен. Вы не понимаете… Они уже среди нас…
