– Что же теперь, Драко… Как нам быть без тебя, куда следовать…
– За звёздами, Боуэн, за звёздами…
х/ф «Сердце Дракона»
Дым. Запах серы и тлеющих костей. Ветер, несущий пепел по выжженной земле. Казалось, сама природа шептала о присутствии древнего зла, о власти, превосходящей понимание смертных. В этих землях властвовали драконы – воплощение хаоса и разрушения. Эхо их рёва звучало среди гор, а глаза сверкали во тьме, как рубины в огне…
Наверное, такими словами барды сложат сказания о драконах через каких-нибудь сто-двести лет. Век человеческой жизни ничтожно мал, в сравнении с нашим долголетием, которое может длиться сотни – и даже тысячу! – лет. Однако и его хватит, чтобы полностью исказить всю нашу природу. Уверен, они постараются.
Холод пронизывал насквозь, просачиваясь даже сквозь толстую чешую. Я лежал на земле, ощущая, как жизнь медленно покидает меня, растекаясь багряным ручьём по вытоптанной траве. Вокруг – лишь груды разорванной стали и плоти, останки некогда гордых рыцарей, чьи амбиции угасли быстрее, чем тьма на рассвете. Их крики, звон мечей, предсмертные хрипы – всё это теперь лишь эхо в моей угасающей памяти.
Я – последний дракон. И имя мне – Ильсигор, Страж Вечной Ночи! Моя чешуя, словно полированный обсидиан, поглощает свет, лишь изредка отражая отблески пламени, танцующего в моих ноздрях. Она подобна броне, кованной из самой тьмы. Мои глаза – это два пылающих солнца. Взмах моих крыльев – это порыв ветра, способный сокрушить скалы и поднять целые армии в воздух. Моё дыхание – это не просто пламя. Это сама стихия, способная обратить целые города в пепел. Мои когти, острые, как лезвия, выкованные самими богами, способны пронзить любую броню и разделить на части самых могущественных воинов…
… так бы я сказал пару столетий назад.
Время неумолимо. Оно точит камень, сминая металл, и даже драконью чешую не щадит. Теперь же, чешуя моя, ранее казавшаяся неуязвимой, покрыта трещинами, словно древний пергамент, и больше напоминает грубую, потрескавшуюся землю, чем броню. Крылья изорваны, и каждый взмах отзывается острой болью в костях. Мои глаза давно потускнели, и в них уже не пылает былой жар, а лишь тлеет уголёк воспоминаний. Даже дыхание, некогда столь разрушительное, теперь вырывается из моей груди лишь слабым, хриплым вздохом. А когти… они всё ещё остры, но уже не так смертоносны, как прежде.
