Он в коричневом пыльном кафтане. Его имя Горгиан.
Она путается в подоле слишком длинной, цветастой юбки, поджимает красные руки, прячет кулаки поглубже в рукава, спасаясь от холода. Она – Лета.
Они уверены, что имена, данные им при взрослении, принесут счастье их земле.
– Если бы всё было как раньше, – бормочет Горгиан, – мы бы осилили эту дорогу за час с небольшим. А посчитай, сколько мы уже идем!
– И не надо считать, Горг, – отзывается утомленная Лета, отворачиваясь от ветра, чтобы не забивались волосы в рот, – тридцать пять дней как мы пустились в путь и целых четыре дня мы идем по этой дороге. И если бы ты сказал мне, Горг, зачем мы пошли именно по этой дороге, я бы не роптала, а шла бы молча. А так, Горг, ведь у меня в ботинке дыра, честное слово, я пальцем могу пощупать землю. Тебе-то хорошо, твои подошвы сапожник гвоздями подбил!
– За эти гвозди, я его свинарник языком вылизал! И честное слово, Лет, спросишь тебя на гульден, а ты норовишь весь кошелёк зацапать, столько от тебя россказней.
– Да и в кошельке твоем нет ни гульдена, был бы… давным-давно поели. Я же, Горг, уже два дня ничего не ела, а ты – грибы в лесу жевал. Я видела.
– Так, Лет, я же грибы и тебе предлагал, а ты, что сказала? Не буду эту дрянь есть, так ты сказала, Лет!
Следующий час, они прошли молча. Лета загребала башмаками ледяную пыль. Горгиан тупал палкой, которую он превратил в дорожный посох.
– Послушай, Горг, – вступила Лета, – а мы сможем выполнить обещанное? Ты никогда не говорил, а не сомневалась. А сейчас мне под юбку поддувает, ляжки пупырками пошли, и я не знаю, куда мы идем, и ты молчишь. А вернуться в деревню без обещанного мы не сможем: каменный колодец по-прежнему на площади, и у соседей достаточно свободных камней, чтобы закидать его доверху.
– Замолчи, Лет. Когда я думаю о колодце, у меня ноги отнимаются. Я пообещал, что верну древнее мастерство, и мы больше не будем надрываться, таская бревна, или шкуры бронзовиков из леса. И быстро выполним королевский оброк. И заживем, как раньше, и будут песни и танцы. Когда ты последний раз танцевала, Лет?
Лета не может ответить на этот вопрос, она подставляет лицо ветру, тот сдувает ее волосы назад, она пытается перехватить их рукой и скрутить в жгут, но они выдираются из пальцев, будто живые. Щеки отказываются терпеть напор ветра, и протестующе жгутся, Лета опять подставляет холодным порывам макушку. Она проклинает себя, за что не стащила у бабки пуховой платок, пожалела бабку, которая и летом мерзла. Да ведь и тридцать пять дней назад светило солнце и было душно от надвигающейся теплой летней грозы.
