Свинцовые веки не желали подниматься, удушливый запах забивался в легкие, мешая нормально дышать. От голода кружилась голова. Тело… Оно и вовсе напоминало один сплошной синяк. Даже двигаться было больно. Во рту самая настоящая пустыня и кислый привкус, от которого нещадно тошнило. Но больше всего мне не понравился запах миндаля. Сомневаюсь, что кто-то решил накормить меня орешками. Кожа чесалась, наверняка от грязи. А от чего еще, учитывая тот факт, что я наверняка оказалась в каком-то бомжатнике.
Осталось понять, как я тут вообще оказалась. Накануне ведь ничего, как говорится, не предвещало. Я отлично помню, что мы с подругами отмечали мой юбилей попутно с разводом. Полтинник, как-никак стукнуло. А еще я стала свободной женщиной, что не могло не радовать. Хотя в душе все те же восемнадцать. Но последнее воспоминание — как мы пьем не то седьмой, не то десятый раз и все за мои долгие годы жизни. А вот дальше провал.
Причем самое ужасное, я совершенно не могла вспомнить ни своего имени, ни чем занималась в прошлой жизни. Только праздник и все. Как такое возможно? Куда делись мои воспоминания? Да я даже саму себя не помнила. И сколько времени я нахожусь в этом бомжатнике? Неужели подруги меня не ищут?
Я так глубоко погрузилась в себя, что не сразу расслышала тяжелые шаги где-то за пределами того места, где я сейчас лежала. Прислушалась. Разговаривали двое, но слов разобрать не получалось. Да и язык странный, гортанное «Р» похожее на французское, но вместе с тем такое жесткое, как любят немцы. Да и некоторые фразы… Этот язык не получалось идентифицировать. Но каким-то образом часть слов разобрать получилось. Упоминалось наследство, поместье, деньги, тварь, которая не желала подыхать или подписывать документ.
А потом двери открылись. По моим ощущениям вошли двое. В нос тут же ударил весьма приятный запах женских и мужских духов. И тут же женский голос с брезгливыми нотками проныл:
— Фу, ну и вонь. Люпер, почему она еще не сдохла? Ты же мне обещал? Завтра нагрянет королевская проверка. Если они ее тут такую увидят, сразу вызовут лекаря и поймут, что происходит. Ты понимаешь, что до утра она должна сдохнуть.
— Форина, я не понимаю. Мои зелья еще никогда не давали осечку, — а голос-то глубокий, бархатистый. Таким только женщин соблазнять. Не удивлюсь, если еще и внешность у него окажется под стать. такая же привлекательная. — К тому же ты сама понимаешь, сейчас нам нельзя ей что-то давать. Ищейки, что прибудут с комиссией, сразу ощутят постороннее вмешательство. И затеют разбор. Оно тебе надо? Ты посмотри на нее. Да ей два раза вздохнуть осталось. Думаю, к утру она и сама окочурится.
