1. Глава 1. Голод Хороса
Страх есть дар, а не проклятие. Просто на осознание этого требуется чуточку ума и терпения.
***
Скверный холодный ветер бьёт в рожу. Он же, как из поддувала, разгоняет пламя пожара, что добавляет местности пренеприятнейшего колорита. Я распарен жаром и разгорячён боем, и вроде в плотной одежде, а всё равно продувает. Даже отвлёкся…
Никогда не любил эту локу. Ну да ладно, лирику прочь! За спиной громко обрушивается объятое огнём массивное здание.
Опускаю взгляд обратно на жертву. Неуважительно как-то получается. Как-никак это его последние минуты, а я пялюсь на звёзды.
Впрочем, не так уж далеко он и уполз. Что вполне объяснимо: куда там, с надрубленными-то коленями.
— Не обессудь, приятель, задумался ненароком, — выдаю с ухмылкой, делая пару шагов. — Но теперь всё внимание только тебе! — радую его этим известием.
В ответ слышу лишь унылое хлюпанье. По полу тянется жирный кровавый след.
Настигаю корчащегося от боли, пристраиваюсь чуть правее и, развернувшись, наотмашь выбрасываю ногу пыром по челюсти.
Нанесено 123 урона
Так смачно вошло, что отчётливо слышу треск. Присмотревшись, среди брызг крови различаю несколько вылетевших зубов.
Садистски любуюсь вывернутым в сторону подбородком.
Сучара, захлёбываясь собственной кровью, поворачивает голову и отплёвывается. Хрипит и тошнотворно стонет. Обессилено машет рукой, пытаясь хоть как-то меня остановить или хотя бы замедлить.
— Не стоит, не стоит, — советую сочувственно. — Не надрывайся, — останавливающий жест правой рукой. — Для тебя ведь уже всё кончено, жрец. Осталось выбрать, как именно ты уйдёшь, но обещаю, что будет больно! — издеваюсь. — Твой путь кончается в бездне, той самой, где побывал я благодаря вам. Прочувствуй на себе все местные прелести, уверяю, тебе понравится… — харкаю на его окровавленную морду.
Скрывать не стану, процесс доставляет мне непомерное удовольствие. Долгожданная месть! Отрицать её сладость — обесценивать ведущий к этому моменту путь.
Ну, или обманывать самого себя, сами выбирайте. А я всё ещё хорошо помню, что когда-то был человеком, и даже в какой-то мере ценю это постепенно стирающееся из памяти прошлое.
Выдёргиваю себя из мира грёз мыслью, что, возможно, погорячился, столь преждевременно выворотив этому придурку челюсть.
Сзади движение. Оглядываюсь, там свой.
— Больше здесь с меткой никого нет, проверили все строения и внутренний двор, — докладывает и, ожидая моего ответа, брезгливо осматривается. — Этот несговорчивым, вижу, оказался? — отлично зная мой нрав, он нисколько не удивляется.
