Солнце вставало, как и всегда ярко освещая каждый уголок оживающей пустыни.
Томое вышел, задумчиво щурясь, едва-едва улыбаясь. За ночь на деревянный настил нанесло много песка, и тот теперь хрустел под ногами, шуршал и перекатывался.
Угасающий барьер, дрожащий и от того будто бы подернутый скомканной пленкой, виднелся совсем недалеко.
Привычному миру приходил конец и, прежде чем неизестность вступит в свои права, Томое собирался закончить путь, к которому шел всю свою жизнь.
– Ты готов? – Тора вышел со стороны тренировочного полигона, сжимая руками перекинутое через шею полотенце.
– Конечно, – Томое слабо ему улыбнулся. – Это как если спросить у барьера, готов ли он пасть.
И от повеявшей от него безысходности Тору перекосило. Томое… не хотел, честно не хотел заставлять его переживать еще больше, но то, что беспокоило и его самого, требовало выхода. Он не мог не беспокоиться.
Не мог не бояться.
Не чувствовать себя беззащитным.
Томое казалось, что он делает это потому, что сдался.
– Надеюсь ты не падешь, – глухо ответил Тора. – И барьер… не падет.
– Всю жизнь пытаюсь понять, оптимист ты или пессимист, – рассмеялся Томое, отводя взгляд. Встающее солнце. Безмятежность и жар пустыни. Родной и любимый пейзаж.
Сегодня Томое Хомра сразится со смертью.
***
– Ты не имеешь права меня удерживать! – драгоценный фарфор, ударившись о стену, рассыпался бесчисленными осколками.
Часть осколков пролетели сквозь полу-прозрачный силуэт подруги. Анастайсия сделала маленький глоток и изящно отставила чашку в сторону.
– Доверие означает доверие, не ты ли говорила, что каждому слову Томое хочется верить безоговорочно?
– Ааа! – в стену отправился чайник, горячая жидкость расплескалась по столу, дивану, ковру, осколки ранили ее саму, пролетая сквозь наблюдающую за всем этим подругу. Суаньюань, прокричавшись, внезапно расплакалась и осела на пол. А когда чуть подуспокоилась, тихо пробормотала. – Ты не понимаешь…
Анастайсия смотрела на нее с едва скрываемой жалостью. Суаньюань всхлипнула.
– Я могу его потерять…
Принцесса Бэйровиля повернула голову в сторону окна, вздохнула и, подняв чашку с чаем, поболтала горячую жидкость… то ли любуясь, то ли отвлекаясь от тяжелых мыслей. Ее роскошные серебряные косы были распущены, лунным водопадом ниспадая до самой поясницы. Здесь и сейчас, в лучах восходящего солнца, она была похожа на призрачную богиню.
Грустную. Безнадежно смиренную.
– Я понимаю, – наконец сказала она, заставив Суаньюань зло всхлипнуть, утереть слезы широким рукавом и снова, безудержно, расплакаться. Анастайсия снова посмотрела на нее. Она действительно… понимала. – Огонечек…
