I
Поезд Петербург – Москва задерживался уже третий час. Николай Степанович Вершинин сидел в купе первого класса, поглядывая то на остановившиеся стрелки карманных часов, то в заиндевевшее окно, за которым в декабрьских сумерках терялись очертания какой-то глухой станции.
Странное дело – часы остановились ровно в тот момент, когда поезд замер посреди заснеженного поля, словно между этими двумя событиями существовала некая мистическая связь. Четыре часа семнадцать минут пополудни. Николай Степанович поднёс часы к уху – механизм молчал. Золотые часы его отца, прошедшие три войны и никогда не дававшие сбоя.
В купе он был один. Странно и это – накануне Рождества поезда обычно переполнены. Но весь вагон словно вымер. Только проводница изредка проходила по коридору, и звук её шагов казался неестественно громким в этой звенящей тишине.
Николай Степанович – человек сорока семи лет, статский советник, владелец преуспевающей адвокатской конторы – ехал в Москву по делу, которое не терпело отлагательств. В портфеле лежали документы, способные спасти от каторги невинного человека. Дело было громкое: молодого учителя гимназии обвиняли в убийстве, которого он не совершал, но все улики были против него. И только Николай Степанович, благодаря счастливой случайности, нашёл доказательства его невиновности. Суд назначен на завтра, в десять утра.
Он встал, вышел в коридор. Длинный, узкий, освещённый тусклыми газовыми фонарями коридор вагона тянулся в обе стороны, теряясь в полумраке. Ни души.
– Позвольте узнать, что случилось? – окликнул он проводницу, появившуюся в конце коридора.
Женщина приблизилась. Молодая, лет двадцати пяти, с усталым красивым лицом и странно знакомыми серыми глазами.
– Метель, барин, – ответила она голосом, в котором слышалась не местная, а какая-то старинная, почти забытая интонация. – Пути замело. Ждём, когда расчистят.
– Но почему так тихо? Где остальные пассажиры?
Проводница посмотрела на него долгим взглядом, в котором мелькнуло что-то похожее на жалость.
– Остальные? – переспросила она. – А разве нужны остальные? Достаточно и одного. Последнего пассажира.
И прежде чем озадаченный Николай Степанович успел спросить, что означают эти странные слова, женщина исчезла за дверью служебного купе.
II
Вернувшись к себе, Николай Степанович обнаружил, что в купе кто-то есть. На противоположной полке сидел мужчина неопределённого возраста – ему можно было дать и тридцать, и шестьдесят. Одет он был старомодно, но добротно: чёрный сюртук, белоснежная манишка, на пальце – перстень с камнем, менявшим цвет при движении.
