Старый мир не рухнул в одночасье. Он был похож на полотно старых мастеров, где со временем все краски стекали вниз, образуя у подножия рамы густую, тёмную жижу отчаяния, а верх холста оставался неестественно ярким и пустым. Трещины зияли не в фасадах, а в самой ткани существования, разделяя реальность на несоприкасающиеся слои. В одной больнице, пахнущей дорогим антисептиком и тишиной, жизнь продлевали на десятилетия. В другой, в двадцати минутах езды, её отмеряли по талонам – три дня ожидания, пятнадцать минут приёма и пожизненный приговор «хронического», термин, вытеснивший в тех стенах само понятие «выздоровления". Одни дети рождались с цифровым ключом от всех знаний планеты, другие – с социальным долгом, взятым на них родителями. Это было не просто неравенство. Это был разрыв в самой физике реальности, где гравитация отчаяния притягивала ко дну сильнее, чем любое усилие воли.
Именно в эту точку максимального социального напряжения и ввинтили рычаг Паритета. Он пришёл не в образе пламенного трибуна, а в лице бесстрастных архитекторов с белыми воротничками и безупречными презентациями. Они говорили не на языке ненависти, а на холодном, убедительном наречии статистики, социодинамики и этического инжиниринга. Их диагноз был точен: общество больно диспропорцией. Их лекарство – системная терапия.
«Нас пугают призраком, – вещали их голоса, – но призрак, который бродит сегодня, – это призрак несправедливости. Мы не будем его изгонять. Мы дадим ему плоть и кровь рационального перераспределения. Мы не отнимем последнее – мы, наконец, поделим первое».
Их целью было не уничтожение классов, а их химическое слияние в однородный, стабильный раствор.
«Мы стоим на пороге исторического выбора, – вещали их голоса с экранов, чистые и уверенные. – Мы можем до скончания веков латать дыры в прогнившей яхте старого мира… или построить новый, непотопляемый ковчег, где у каждого будет своё равное место!».
Их аргумент был обманчиво прост и потому неотразим. «Наука доказала: счастье человека определяется не абсолютным богатством, а отсутствием неравенства! Значит, наша цель – не рост пирога, а его безупречно ровная нарезка».
«Старые утописты говорили: «Каждому – по потребностям». Прекрасная цель, но порочный метод. Потребности ненасытны. Поэтому мы начнём с основы: сначала – каждому по равному минимуму. По потребности в здоровье, в образовании, в достоинстве. А излишки… излишки мы социализируем. Это не экспроприация. Это – возвращение долга обществу».
Они клеймили старую свободу как лицемерную: «Какая свобода у голодного перед витриной ресторана? Какая свобода у больного без денег на врача? Истинная свобода – это свобода от зависти, от страха оказаться на дне! И мы дадим её всем!».
