Тёплый летний день клонился к закату, заливая медовым светом околицу небольшого села Кривцово. Густой запах пыли и навоза смешивался с ароматом свежескошенного сена, напитывая горячий воздух неповторимыми ароматами деревенского быта: дымком берёзовых поленьев из печных труб, прелой соломой с крыш, терпкой полынью, что росла вдоль плетней, и густым духом размокшей от последнего дождя глины.
- Эй, служивые! - крикнул кто-то из толпы. - Дайте-ка, во-он тому вашему подопечному, помериться силой с нашим Егором-Бугаем! - кивок на односельчанина. - Всё веселее дорога пойдёт!
Конвойные переглянулись. Тот, что постарше, прищурился, оглядывая Егора.
- А что, Иван, - оглянулся он на массивного пленника, - порадуем честной люд? Только чур без глупостей!
На утоптанном земляном пятачке у старых амбаров постепенно собралась толпа: весть о необычном представлении разлетелась по округе быстрее степного пожара: везут "кулака" в ссылку, и конвойные, то ли от скуки, то ли следуя чьему-то указанию сверху, решили устроить потеху народу - бой с местным силачом. Бабы в выцветших платках, мужики в промасленных косоворотках, босоногая ребятня - все столпились тесным кругом, предвкушая необычное зрелище. Где-то нервно похрапывали лошади, впряжённые в телеги, словно чуя приближение чего-то недоброго.
Сквозь толпу зевак провели коренастого мужчину в рваном ватнике.
Иван от остальных раскулаченных, что сидели под присмотром охраны у телег, отличался статью, ростом был заметно ниже того, с кем ему прочили противостояние, но весь словно вылитый из чугуна: широкоплечий, грузный, с мощной шеей и крепкими, будто корневища дуба, ногами. До раскулачивания, поговаривали конвойные, держал крепкое хозяйство в селе, что стояло в двух днях пути отсюда, где жили в основном переселённые татары и где борьба көрәш была не просто забавой, а частью вековой традиции. Вся эта сила пришла к нему и от постоянной работы с землёй и скотиной, и от молодецких забав на сабантуях, где он славился своим умением вести схватку.
В его тяжёлой поступи чувствовалась медвежья сила, хотя лишнего жира в фигуре не было - каждый мускул выделялся под потрёпанной одеждой. Руки его были связаны верёвкой, но держался он с достоинством - спина прямая, голова гордо поднята, только взгляд метался по сторонам, как у загнанного волка. За ним шли двое конвойных - один худой с винтовкой, которую он лениво перекладывал из руки в руку, второй - приземистый, с наганом на поясе, видимо, старший.
Егор же, которого прозвали Бугаем не за массивность, был он высок и широк в плечах, но без той грузной мощи, что обычно связывают с этим прозвищем, а за невероятную силу, что жила в его жилистом теле. Стоял он сейчас поодаль, прислонившись к старому плетню, и его высокая фигура выделялась на фоне заходящего солнца. Крепкие руки, привыкшие к тяжёлой крестьянской работе, выдавали в нём не столько природную мощь, сколько годы упорных тренировок. Тридцатилетний силач был известен на всю округу – не было ещё человека, кто смог бы положить его на лопатки.
