— Ах, какая ж это прекрасная небылица!
— Да, да, деточки! Для нас это небылица, а когда-то правда
была!
— А интересно,
вернутся ли еще такие времена?
— Говорят старые
люди, что когда-то
еще вернутся, но, по-видимому, уже только перед концом света…»
И.
Франко «Захар Беркут»
ЛЕТО
6679-го.
РУСИНСКИЕ КАРПАТЫ
Неумолимой тенью ангела смерти
завис над карпатскими
лугами огромный беркут.
И хоть уползающее
за горизонт солнце
уже едва освещало
верхушки гор, острые
глаза орла четко различали каждый
стебель в высоких
травах. Но суетливые
мыши или ворчащие
ежи не привлекали
могучую птицу. Хищник
высматривал настоящую добычу.
Ту, что могла насытить желудок
мясом, а взор красками горячей
крови. В предчувствии
этого мгновения зрачки
беркута взблескивали алчным
огнем, а горделивый
клекот так и рвался из груди. Но ощущение: что добыча где-то
рядом, требовало тишины.
Заметив какую-то
лишь ему понятную
примету, орел взмахнул
крыльями и завис над верхушками
вековых сосен, вскарабкивающихся северным
склоном к самому
краю небольшого плато.
В
то же мгновение,
насторожено принюхиваясь, из малинника, отрезающего
лес от цветущей
полонины, вышла молодая
серна. Она беспокойно
стригла ушами, раздувала
ноздри, а ее деликатная головка,
увенчанная короткими гнутыми
рожками, непрерывно поворачивалась со стороны в сторону, — серна внимательно
оглядывала опушку. Но вокруг томно покачались сочные
травы, а ветерок,
что веял в мордочку, не скрывал опасных
запахов. Выждав еще немного, горная
красавица грациозным прыжком
вымахнула из чащобы.
А вслед за ней, не менее жизнерадостно, выпрыгнул
трехмесячный сосунок.
Детенышу серны было далеко
до материнской грации,
поэтому он не сумел правильно
рассчитать силу и сиганул слишком
далеко. Тоненькие передние
ножки теленка не выдержали его веса и, жалобно мекнувши,
сосунок сперва запорол
носиком в траву,
а там и кувыркнулся через голову. Подхватился
и бросился к матери, громко
жалуясь на этот гадкий и каверзный мир. Но та лишь ткнула
его мордочкой в плечо, насмешливо
фыркнула и продолжила
пастись. Такое пренебрежение
оскорбило детеныша, которому
в это мгновение
казалось, что ничего
хуже не могло и произойти,
поэтому телок еще раз жалобно
мекнул и приподнял
мордочку к небу, словно адресуя
ему свое возмущение.
Но вместо чистой,
ласковой синевы увидел
страшные когти и жуткий клюв. Невыносимая боль пронзила его широко распахнутые
глаза, и все утонуло в безысходной тьме.
