Жара невозможная! Полуденное солнце старалось от души, нагревая и без того потных и уставших участников праздника. Зрителям хорошо, они в шортах и майках, некоторые, особенно подготовленные держали над головами ажурные зонтики, поливались водой из бутылок, и с наслаждением пили холодный квас под цветастым навесом. Студенты исторического факультета, главные актеры на сегодняшней реконструкции, побросав оружейный реквизит за импровизированной сценой, расползались кто куда, по дороге умудряясь улыбаться и фотографироваться с веселыми гостями фестиваля. Всем хотелось одного – спрятаться в тени и чуток передохнуть. Руководство, требующее абсолютной аутентичности, строго-настрого запретило на публике пить что-то крепче воды и, тем более, курить.
Маша пробиралась сквозь развесистый кустарник. Лучше было бы, конечно, по тропинке, как все нормальные люди, но по тропинкам ходили те самые нормальные люди, которые при виде нее, высокой статной красавицы в расшитом сарафане и кокошнике, начинали махать руками и пристраиваться со всех сторон, чтобы сфотографироваться. Удивительно, на фестивале было много иностранцев, громкоголосых, активных, всему удивляющихся и всему радующихся. Завидев ее, они начинали призывно махать руками и кричать "Машя! Машя!". Маша сначала удивлялась, а потом поняла, что для них все девушки в сарафанах были Машами. Насмотрелись русских сказок!
Она хотела снять хотя бы кокошник, но костюмерша перед представлением так крепко примотала его сзади, что снять можно было только с косой, которая, кстати, была своя.
Вообще-то, Маша к этому представлению не имела никакого отношения. Она и училась-то на факультете иностранных языков, но Серега Слаутин, сосед по лестничной клетке и приятель всех детских игр, чуть ли не на коленях умолял поучаствовать, видите ли, она очень похожа на главную героиню их постановки. Сереге-то что, он то ли мельника, то ли сапожника играл, сидел себе в сторонке, а ее за эти полдня и таскали, и замуж выдавали, и убивали…
Знала бы, сроду не согласилась. Согласилась, потому что зачет по истории России поставят, и слов почти не было, сказать два раза "Я – дочь конунга!"
– Давай, ну чего ты?! – толстячок Серега толкал ее в локоть, пока Маша в сомнении теребила листы со сценарием реконструкции, – прикольно же будет! А то у нас ни одной девки красивой нет! Смирнова вроде ничего, но она заикается, не разберешь, что она там булькает. Давай, Машк, соглашайся!
Оказаться единственной "красивой девкой" было лестно, и Маша нехотя согласилась. Знала бы она тогда, в апреле, что действо будет происходить жарким летом, и из-за всего этого она была привязана к городу, когда могла бы поехать с родителями отдыхать. Девушка вздохнула. Что уж теперь вспоминать, сама это на себя взвалила.