Внутри хижины стоял ундландский стылый холод. Но хотя бы ветра не было. Я перешагнула порог и опустилась прямо на пол. Кричи на меня, бей, тащи, убивай – с места не сдвинусь.
– Займусь лошадьми, – сказал Рэндольф. И ушел.
Я просидела несколько минут, потом со стоном встала, стряхнула снег и пошла к очагу. Я не буду бесполезным балластом для своего спутника, пусть даже он ничего не ждет и никогда не упрекнет меня за бездействие.
Здесь были дрова. Целая гора дров. И огниво! Настоящее богатство – что там какое-то золото?! Негнущимися пальцами я сложила и подожгла дерево. Села, протянула руки к робкому, едва тлевшему огонечку. Как хорошо, что в этом холодном мире есть огонь.
Пламя разгоралось. По пальцам медленно забегали болезненные теплые мурашки. Рядом на пол сел Рэндольф. Тоже протянул руки к огню, и я поняла, что фэйри измучен не меньше моего.
– Тут есть вино, – сказал он. – Теплые одеяла и даже еда.
– Хорошо, – радость от его слов была какой-то далекой и не настоящей, словно происходила не со мной. Сейчас все затмевали покой и усталость. Я опустила голову ему на плечо, и мы вместе смотрели на пламя.
– Что это за место?
– Гостевой шельтер.
– Нас отсюда не выгонят?
– Это для всех путников.
– А платить снова услугами?
– Бесплатно.
– Хорошо быть фэйри.
Комната быстро прогревалась. С моей одежды и волос начало капать.
– Лучше сними плащ. Снег тает, будешь вся мокрая.
– Не сниму. Так теплее.
Он поднялся, отошел. Вернулся с кучей одеял, швырнул на пол у очага и начал меня раздевать.
– Не надо, я сама.
Волосы были мокрые, словно я гуляла под дождем. От плаща курился пар. Рэндольф был прав. Сейчас, когда снег подтаял и намочил одежду, стало сыро и холодно. Меня начала колотить дрожь.
– Завернись, – он сунул мне несколько одеял. Я буркнула что-то вроде “угу”, избавилась от насквозь мокрого и грязного платья, на этот раз, хвала богам, оно шнуровалось спереди. Одеяла были колючими, и от них пахло овечьей шерстью.
– Пей, – я отхлебнула прямо из бутылки, как матрос. Словно жидкий огонь пробежал по венам. Кусачие мурашки перебрались из пальцев в щеки, нос и уши. Хорошо!
Фэйри опустился рядом. Снял перевязь с мечами, доспех, нижнюю рубаху, обнажив поджарое, мускулистое тело, разукрашенное узором из множества шрамов. Надо было отвернуться, но я ужасно бесстыжая и не стала этого делать. Мне нравилось смотреть на него. Красота и грация молодого хищника должны вызывать восхищение, а не стыд.
Он распустил свои косы и тоже завернулся в одеяло. Сдержанный, бесстрастный, весь в себе.
– Знать бы, о чем ты думаешь? – тихо сказала я.
