– В начале был хаос. Мир, что известен нам теперь, пребывал в бесконечной борьбе: растущие скалы рвали безжизненную толщу вод, а благодатный дождь омывал лишь голые камни. Ни раздельно, ни вместе стихии не могли найти покой, и тогда Богиня Дарующая жизнь, Великая Таисэхад, создала из хаоса гармонию. Из скал и песка вырос наш общий дом – благословенные земли Дэхулосса, как сосуды тело, его питают многочисленные реки, а морской простор хранит от края. Разделив воду и землю, Богиня соединила их вновь, и так появились люди. Все, населяющие сушу от Ксирифа до Круадхада, мы родные братья и сестры, созданные по образу и подобию нашей Богини, ибо земля плоть её, а море – кровь. Разделение и слияние – есть непреложные условия течения жизни. Но три тысячи лет назад человечество было вновь разделено, ведь будучи плодом слияния Таисэхад и лучшего сына из людей, род Монгетум не подобие, они истинные кровь и плоть Богини.
Эклесия остановился, выдерживая многозначительную паузу, полностью уверенный, что его слова произвели должный эффект. Предание было старо, каждый из людей слышал его еще в колыбели, но все сказанное являлось правдой, а она, наместник искренне в это верил, била точней и жестче самых красивых слов. Он продолжил:
– Кому, как не им мы можем доверить наши жизни? Чьи руки, если не руки Богов управятся с бурным потоком судьбы? Род Монгетум истинный и полноправный правитель Дэхулосса! – громкие слова, брошенные в толпу, отозвались волнением и шумом.
Воин, стоящий в первом ряду, ближе всех к невысокому деревянному помосту, выделялся на общем фоне ободранных и грязных жителей ослепительным блеском чужеземного доспеха, он обменялся коротким взглядом с выступающим, и неохотно убрал руку с эфеса меча.
– От Ксирифа до Круадхада? Правда ли Фасхагат сочтет нас братьями?
Через гомон толпы отчетливо послышался сильный, чистый голос, Эклесия тщетно пытался найти его обладателя, измученный недавним восстанием народ Эадара был сейчас подобен единому организму, недовольные и голодные лица напоминали рой диких пчел, их общий гул говорил о недовольстве и злобе к чужакам, среди них нельзя было различить тех, кому мог бы принадлежать такой вопрос. Наместник Фаго отвлекся на чашу воды, принесенную мальчиком-слугой. Вид того, как выступающий утоляет жажду, делал жажду смотрящих невыносимее, но они желали не воды.
– Круадхад уже давно в руинах.
Вдруг донеслось с другого края людского моря, ответ был адресован скорее незнакомцу из толпы, а не выступающему на сцене. Спокойный вид Эклесии, потирающего шею и осеребрившиеся виски платком, вызвал на себя волну гнева.
