Чичиков прибыл к вечеру. Поездка была не на шутку утомляющей возней. В поместье то и дело шло обсуждение спальни для гостя. Понравится ли ему место, куда уложат его, услужливо крякая, поручики. Но гость, лишь скинув с плеч пальто, не издав ни единого лишнего слова направился спать туда, куда поведут. О спальне ни слова сказанного. На утро ему предъявили, из уст якобы очень важных персон, что он вел фиктивную деятельность и чуть ли не аферу, хорошо подделанную под предприятие. Чичиков заявил, что не знает ничего об этих фикциях, и хорошо бы ему обратиться к начальству этих людей.
– Как вы думаете, господин Гаусс, кто таков этот Павел Чичиков?
– Знаете, Исаак. Я многое слышал о данном человеке. В основном то, что он холодный и расчетливый делец, монополист и спекулянт, и чуть ли не спаситель всей российской экономики. – смеялся Гаусс во всю голосину.
– Что это за трепня? – возмутился Исаак. – Как вы можете так клеветать на Чичикова?
– Ты не знаешь юмора, Исаак. Обратись к врачу.
Исаак отвернулся от Гаусса, видно обидевшись.
– Ну что вы, Исаак, я ведь не со зла на вас!
– И как только я мог полагаться на вас, Гаусс. В своих размышлениях постоянно вспоминал выдуманною вами сигму!
– Я польщен.
– И какой толк от вашего знака, если он не измеряет ничего!
– И как вы можете такое говорить? Еще как измеряет!
– И что же?
– Вот ты знаете, какое расстояние от Парижа до Москвы?
– Точно, каюсь, нет.
– А приблизительно?
– Могу представить.
– Это – сигма. Что-то почти бесконечное. Ее всегда можно представить как что-то огромное, но не бесконечное.
– Это – приблизительность. Математика не терпит приблизительного расчета!
– Вы не правы. – в разговор вмешался Чичиков.
– Почему же? – непонимающе глядит на него Исаак.
– Одежда на вас – приблизительный расчет. – Чичиков испил стакан вина, одиноко стоящий на стойке в каком-то бессмысленном ожидании, и направился поодаль.
– Ох, как умен и рассудителен этот человек. – сказал Гаусс.
– Как некультурно! – завизжал Исаак.
Чичиков решил осмотреть поместье. Прежде всего его волновали люди, находящиеся там. Чем более внедрится он в доверие к господам, тем благосклоннее к нему будет господин Манилов. Также стоило бы рассмотреть живопись и картины, расстилающиеся по поместью длинным красочным ходом, словно маршем искусству. В этих картинках что-то есть. Даже на большинстве ваз красовались подобные рисунки. Изучив данный спектр искусства, не станет проблемой войти в доверие и к самому Манилову.
На одной из стен показалось то, к чему я действительно проявил немалый интерес. Ружье. Старое, поношенное ружье, и я был уверен, оно повидало много душ за свою жизнь. Вряд ли Манилов заработал такое состояние честным путем. Скорее всего, это ружье часто приходилось ему использовать для решения деловых проблем. Эх вы, люди, не знающие простых манипуляций и магии лжи.
