За моим окном растет дерево.
Никакой тайны нет в том, что это за дерево: это береза.
Летом, когда ветер подрагивает в ее листьях, они сверкают солнцем, будто блики на поверхности воды, и мне чудится море. Я слышу хлопки волн, бьющих в отвесный берег, и шелест ползущего по песчаной косе вала. В голубой выси мелькают крылья чаек, высматривающих дохлую рыбешку…
И я готов поверить в реальность этой картины – такой живой и подвижной. Но чайки превращаются в белых голубей, до сих пор живущих на чердаке нашего дома, а береза вновь становится березой.
Другие ветры бродят в ее ветвях осенью. Они срывают серо-желтые листья, превращая древесные руки в плети. Бесформенной драной сеткой ловит береза облака на закатном небе, а мне мерещатся иные тени, я вижу иные сны.
Сны, в которых воздух пропитан гарью. Где топот копыт рассыпавшейся в атаке конницы сменяется чавканьем грязи под колесами увязшего в распутье обоза. Щелчок сорвавшегося листа под секущей плоскостью ветра – и вот уже головы сыплются вниз, в землю, сметаемые в единый ком со снегом и слезами последних дождей. Неживыми слезами.
А утром приходит зима. Обвисает рваной парусиной на тех же ветвях и, надышав на стекло ядом ледяного дракона, скрывает от моего взгляда Дерево.
Блуждает в прозрачных кристаллах солнечный свет – белый во льду и радужный на гранях оконного камня. Должно быть, мыслит себя вечным…
Или, может, это я думаю за него в сей час, когда вечерняя тень неотвратимо падает на город, подожженный закатом.
Но гаснут огни и расползаются бледные тона в морозной паутине, всплывает на внутренней стороне стекла мое отраженье. И тогда там, за ним, в этом невидимом заоконье, просыпаются мертвые тени звезд. Доносится протяжный вой, которым они приветствуют наступление ночи, и я слышу начало сказки:
"Долгой зимой, когда над равниной высоко и безжизненно стынут звезды, и одинокой высокой нотой вибрирует в воздухе волчья песня, скользили по снежному насту сани – без бубенцов, и даже олени, впряженные впереди, бежали беззвучно. Тусклым блеском полной луны переливался на спинах иней. И вьюга – всесильная дочь Богини – обходила их стороною, воя…"
Начертанный в снегах иероглиф. Стершееся лицо на старой монете. Пятнистая шкура борхесовского ягуара. Трещины в досках облупившейся калитки. Дендриты хрустальной воды на границе смерти и тепла. Блики и тени листьев – уже опавших, еще не родившихся…
Шепчет имена ветер, и нужно только прислушаться, чтобы уловить их. Только прислушаться…
