Испуганная собственной дерзостью, Амалия вошла в зал и удивленно замерла. Она помнила, что императорские кресла с вышитыми на спинках инициалами стояли на возвышении, над ними был полог, украшенный копией имперской короны. Сейчас одно из кресел стояло криво.
Император Рудольф в белом мундире с золотыми эполетами слишком небрежно развалился в нем, закинув ноги в начищенных до блеска сапогах на второе кресло. В руке у правителя была открытая бутылка коньяка, к которой он прикладывался. В бирюзовых глазах плескались тоска и злость. Он впервые напоминал человека, который потерял кого-то очень близкого.
– Ваше императорское величество, – сердце тревожно забилось, понимая, что они одни в зале. Чтобы скрыть испуг, Амалия склонилась в глубоком реверансе и заметила еще одну бутылку, пустую, лежащую около ступеней. Девушка невольно вскинула глаза на мужчину, с мрачной решимостью смотревшего на нее.
– Контесса, встаньте! – Рудольф даже не попытался выпрямиться, лишь сделал несколько глотков. – Я же просил оставить эти формальности!
– Простите… – тихо сказала она и поспешно добавила. – Ваше императорское величество.
Мужчина скривился, точно от оскомины.
– Вы неисправимы! Что вы вообще здесь делаете?
– Я? – признаться, что заблудилась, было стыдно. – Я просто решила осмотреть парадные залы дворца, пока здесь никого нет…
– А здесь оказался я… Справляющий поминки… по дяде Францу…он ведь был моим дядей, впрочем, вы это знаете… – снова несколько глотков, пустая бутылка покатилась по ступеням, мужчина тяжело поднялся и протянул руку. – Поднимайтесь, присаживайтесь! Вам тоже пора привыкать!
– Спасибо. Возможно, в другой раз, – заученные фразы сами срывались с губ. Девушка попятилась, но Рудольф был быстрее. Он вскочил, на удивление быстро сбежал со ступеней и подошел вплотную:
– Пытаетесь ускользнуть от меня?
Он слегка пошатывался, запах коньяка смешивался с запахом дорого одеколона.
– Вы пьяны? – ахнула Амалия, пытаясь сообразить, как должна поступить. Правила поведения строжайше запрещали девушкам оставаться наедине с пьяными мужчинами, поскольку последствия могут быть непоправимы.
– Да, – Рудольф кивнул так, что светлые пряди упали ему на глаза, придав его лицу мальчишеское выражение. – У Эдмунда был коньяк, он дал его мне, и я напился. Еще в карете.
– Зачем?
– Надо же было как– то… отпраздновать… – он зло усмехнулся. – Император умер, да здравствует тмператор… Это говорили в Парламенте… – он оглянулся, заметил пустую бутылку и скривился. – Почему они принесли мне только одну бутылку? Я же протрезвею, пока доберусь до своей спальни! Фриш!!!
