ГЛАВА 1
Подушка сегодня была на удивление твёрдой и тёплой. Почти обжигающей. Только сил поднять голову и проверить, на чём я опять уснула, не было совершенно.
Если бы не тепло, исходящее от предмета, я бы решила, что это стол, возможно, даже один из учебников. Судя по всему, сегодня мне предстояло бороться не только с синяками и бледностью, чтобы не быть похожей на поднятое умертвие, но и избавляться от красного следа на щеке. Но что поделаешь? Близилась последняя, если не считать выпускные экзамены, самая сложная сессия, завалить которую мне было ни в коем случае нельзя.
Я лениво приоткрыла один глаз, но это мало помогло: в комнате было сумрачно. А, учитывая, что сейчас зима, то понять, поздний ли это вечер или раннее утро было совершенно невозможно.
“Лучше бы вечер”, – подумала я.
Тогда бы у меня ещё было несколько часов на то, чтобы выспаться.
Я вздохнула, закрывая глаз и устраиваясь удобнее, и тут моя “подушка” зашевелилась. И всё сразу встало на свои места.
– Огонёчек, прекрати, – сказала я ласково, пытаясь рукой нашарить его голову, чтобы погладить.
Огонёк – огненная саламандра, фамильяр Саманты, одной из моих соседок по общежитию. Правда, Огонёк, которым она обзавелась ещё на третьем курсе, во время специализации, ни в какую не желал ограничиваться её спальней. Так что Сэм периодически его теряла, а мы находили… у себя в комнатах. И если меня и Беатрис это никак не волновало, то Эстер Огонька недолюбливала и яростно гоняла, называя не иначе, как Мелкий Пакостник. Потому что из её комнаты он практически не вылазил. Эстер обожала зелья, но пока не знала, какую специализацию выберет: фармакологическую, бытовую, косметическую или какую-то ещё, а поэтому постоянно экспериментировала и что-то варила, часто жутко вонючее.
Никакие заклинания и защитные артефакты, из тех, что могла себе позволить пусть и не самая бедная, но всего лишь студентка, против Огонька не помогали. И ладно бы он просто пробирался в её комнату. Его почему-то с невероятной силой тянуло не только к котелку Эстер, в котором она обычно оставляла настаиваться очередное зелье, но и к уже готовым и запечатанным в колбы и пузырьки. Как он умудрялся их открывать, а не просто бить, имея только короткие лапки, хвост и ряд мелких, но острых зубов, для нас оставалось загадкой. Иногда я представляла, как он лежит где-нибудь на ковре в комнате Эстер, обняв коротенькими лапками пузырек, и отчаянно пытается выдрать пробку.
Я тихо хихикнула, представив эту картину.
Правда, Эстер моего веселья никогда не разделяла, и её можно было понять, ведь зелья обычно были сложными и варились, а потом настаивались иногда несколько суток. И ладно ещё, когда он портил её личные экспериментальные зелья, но некоторые были предназначены на сдачу по предметам и преподаватели с каждым разом всё меньше верили оправданиям Эстер, что их “разлила саламандра”.
