Восемь часов вечера. Большие настенные часы добросовестно звякнули восемь раз и замолкли. Отголосок последнего удара ещё какое-то время метался в сводах высокого потолка, но и он был поглощён извечным шумом вокзала. Восемь, а в девять, как гласит надпись над входом, вокзал закрывается на ночь и остаться можно будет только ожидающим отправления путникам. Я приехала ещё на рассвете, и больше мне ехать было некуда, как, впрочем, и идти. Оставшихся денег едва ли хватит оплатить койку в захудалой пригородной ночлежке. Да и что потом? На завтрак после сомнительной ночёвке уже средств точно не останется. Решено - посижу ещё часок и пойду в парк, виднеющийся из окон. Сейчас лето, не замёрзну. Переночую как-нибудь, а уже утром буду думать, что делать дальше. Ещё вчера идея с побегом казалась мне оптимальным решением, сегодня же, оставшись без небольших, но позволивших бы продержаться на плаву первое время, пока не найду работу, сбережений, я уже не была так уверена в правильности своего решения. Деньги украли ночью, в дилижансе. Тот юркий, хитроглазый парнишка мне сразу не понравился, но я не думала, что он окажется одарённым и выудит тщательно запрятанный среди немногочисленных пожитков мешочек с монетами, даже не прикоснувшись к сумке. Когда я обнаружила пропажу, мальчишка уже затерялся в толпе встречающих, приезжающих, отбывающих и провожающих, среди которых сновало ещё десятка два таких же юрких и даровитых малых, обчищающих карманы добропорядочных господ. И ведь никого же больше не обворовал, в чём я убедилась, воскликнув «обокрали», и побудив этим возгласом своих попутчиков кинуться проверять имеющиеся ценности. Ни у кого ничего не пропало, кроме меня. Бездарная – что тут ещё скажешь. Поднимать шумиху и обращаться к вокзальной страже я не стала, потому что, во-первых, не видела в этом смысла, всё равно не найдут, а во-вторых, не хотела привлекать внимание властей к своей скромной персоне. Оно ведь как, пока ты молчишь и никому жить не мешаешь, никому до тебя и дела нет, а стоит неосторожно привлечь к себе внимание и начинаются неудобные вопросы. Вопросы мне были совершенно не нужны, потому как ответов в наличии не имелось. А врать бесполезно, я же бездарная и любой опытный страж раскусит сразу (ну нет у меня актёрского таланта). И вот тогда начнутся уже не вопросы, а требования.
Поправила сумку на коленях и положила на неё голову, в надежде вздремнуть хотя бы полчасика. Но и тут удача помахала мне хвостиком, недвусмысленно намекая, что я у неё не в фаворе. Сначала послышался грохот в другом конце зала, потом кто-то завизжал, визг подхватили нестройным хором все присутствующие, и началась полная неразбериха. Люди орали, беспорядочно носились между скамьями, врезались друг в друга и в мебель, падали и продолжали движение ползком, в процессе отмахиваясь руками и отбрыкиваясь ногами от невидимых преследователей. Я бы, может тоже покричала, за компанию со всеми, но не видела того, что ввергло толпу в панику, потому и помалкивала, вжавшись в спинку скамьи и поджав под себя ноги, чтобы не оттоптали ненароком. Какую-то старушку шагах в пяти от меня сбили с ног и едва не затоптали, я, было, попыталась встать, чтобы помочь бабушке, но куда там! Проносящийся мимо здоровенный мужик в сером пиджаке с эмблемой целителя на плече, умудрился сходу определить во мне бездарную и, грубо толкнув в грудь своей лапищей, рявкнул «Сидеть! Жди ловца!». Бабушке он, к слову, помог, за что и поплатился. Когда старушка уже со всех ног улепётывала, даже не поблагодарив за помощь, мужчина вдруг замер, посерел и мелко задрожал. А в следующее мгновение рухнул на пол, из его глаз, рта, ушей и носа хлынула неестественно светлая, почти розовая кровь.
