Моя одежда треснула по швам, а вещи опустились на илистое дно.
Ночь наступила слишком внезапно: я выполнял задание гильдии по поимке опасного преступника, добравшись вплавь до маленького острова, но слишком увлёкся собиранием ракушек.
Я хотел задать самому себе вопрос вслух: «Для чего я столько собирал жемчуг, который просыпался из непослушных рук, усеяв морскую пучину?», но голова инстинктивно поднялась к двум лунам, а воздух, с силой направляемый лёгкими, издал нечеловеческий рёв.
О нырянии не могло быть и речи, сердце сжалось от страха перед водной стихией, подхватившей меня, еще недавно отважно резвящегося, в море. Глотая солёную воду, я неосознанно запаниковал, лишь отдалённо припоминая, что действие зелья водного дыхания ещё не прошло и мне нечего бояться.
Наконец, мои ноги нащупали землю: я был в безопасности. С чем был категорически не согласен гигантский и, вероятно, вкусный краб, приближавшийся ко мне, угрожающе выставив вперёд клешни. Одного удара вполне хватило, чтобы выбить из него дух: хоть какая-то польза от моего нынешнего состояния – обычно я мучился с этими животными намного дольше.
Холодный морской ветер теребил шерсть на моём продрогшем теле. Мне бы не помешал костёр, но разжечь его я не мог – словно вместе с обликом, данным мне от рождения, я потерял и разум.
Тихо напевая песенку, которая со стороны выглядела как рычание, прихватив убитую добычу, я пробирался по скалистому берегу в поисках укромного местечка, которое позволило бы переждать полнолуние. Я не хотел в таком виде показываться в городах. Даже к вампирам отношение более спокойное, чем к оборотням. Уж я это мог сказать с абсолютной уверенностью: я был одним из немногих, кому посчастливилось избавиться от этого страшного проклятия. Или благословения. Во всяком случае, мне, в первые дни после заражения одним из вампиров-одиночек, даже нравилось моё состояние. До тех пор, пока не начались кошмары, преследовавшие меня по ночам, и солнце не стало нещадно терзать мою плоть, а окружающие в страхе показывать на меня пальцем, зовя стражу.
Я даже и подумать тогда не мог, что может быть что-то ещё хуже: ликантропия.
Ветер донёс до меня запах гниющего дерева. Что это: старая лодка или забытый грот? Через какое-то время я вышел к пещере, дверь в которую была частично подтоплена и не заперта.
Прислушиваясь к завываниям ветра, я медленно крался вглубь пещеры. На мхлистых стенах висели зажженные факелы: здесь явно кто-то жил. Попадались бочки с кухонной утварью и безделушками – они меня не интересовали: ведь карманов у меня не было. Привлекла внимание записка с воткнутым в неё кинжалом, но буквы расплывались перед моими глазами. Лишь собрав всю волю, я смог прочитать подпись внизу листка. Слова ни о чём не говорили мне, но в глубине мозга я знал: это тот человек, за чьей жизнью я и был послан в этот район острова. Где-то неподалёку скрипели доски, и чуткий слух улавливал голоса. Я огляделся: звуки раздавались сверху, но никаких лестниц не было, чтобы можно было взобраться на уступ. Что мне абсолютно не мешало – после заражения я прыгал выше любого мера. И крался бесшумнее самого опытного убийцы. Кем и были обитатели этой пещеры. И их это не спасло. Зажав краба в одной лапе и отражая его панцирем стрелы, я снёс половину головы второй лапой лучнику, предсмертным криком перепугавшему своих подельников. Те выбежали мне навстречу с мечами в руках, но застыли от удивления и ужаса. Один из них, зажмурив глаза, с отчаянием бросился вперёд, но перед смертью задел лишь своего товарища, который так и не понял, почему он лежит в луже крови. Последний оставшийся в живых попытался использовать заклинание телепорта, но перепутал свитки, испарив остатки маны в бесполезном восстановлении сил, сложив оружие и умоляя пощадить его. Мне было его жалко. Совсем немного и недолго.
