– Так, говоришь, иначе будем жить? И что же, князей не будет у нас? А кто управлять станет? Само собой все наладится, что ли? – Мефодий недоверчиво хмыкнул и покосился на остальных: поддержат ли?
Собравшиеся в питейной избе мужики сидели с хмурым видом – судя по всему, им было не до смеха. Даже виночерпий, этот розовощекий здоровяк, молча смотрел перед собой, раздумывая о чем-то. Не дождавшись ответной реакции, Мефодий снова обратился к рассказчику:
– Добре, пусть так. А поклоняться кому будем? Неужто и Рода забудем, и Макошь?
– Эх, знал бы ты…
Сидящий напротив него мужчина икнул и тоскливо огляделся вокруг. Сложно было сказать, что в нем не так, на первый взгляд, мужик мужиком, но он отличался от остальных – то ли выражением лица, то ли осанкой, то ли еще чем-то. Наверное, именно из-за этого к чужаку, когда он только появился в селище, отнеслись настороженно. К тому же вел он себя более чем странно – говорил на каком-то нелепом наречии, задавал неуместные вопросы, да и в остальном проявил себя как юродивый. Поэтому, когда однажды кто-то в шутку назвал его Баламошкой, всем показалось, что это имя как нельзя лучше подходит ему. Так его и стали называть. Вскоре никто уже и не помнил о том, что его, на самом деле, звали Марселем. Действительно, что за имя такое – Марсель? Будто ругнулся кто-то ненароком. Срамота, а не имя.
Со временем Баламошку полюбили, правда, никто не мог с определенностью сказать, за что и почему. Впрочем, он был совершенно безобидным и даже в чем-то полезным. Знал множество интересных историй и мог трепать языком без устали ночи напролет. К тому же за ним обнаружилась способность давать разумные советы. Например, о борьбе с вредителями, которые до его появления частенько уничтожали значительную часть урожая, или о хворях различных, хотя когда его спрашивали о том, не знахарь ли он, тот лишь отмахивался: мол, так, кое-что кое-где услышал, вот и запомнил, ничего особенного. Да много чего непонятного было в этом мужике. Первое время он часто напрашивался в помощники: кому дрова порубить, кому помочь поле вспахать – но в результате только мешал и путался под ногами. В конце концов, его попросили ограничиться советами, которые он мог давать, стоя в сторонке. Посовещавшись, сельчане пришли к выводу, что человек он нужный, так что если им придется его кормить, от них не убудет.
Правда, у Баламошки обнаружилась одна странность – иногда, выпив настойки, он пускался в совсем уж поганые россказни о том, что и когда случится. При этом его заплетающийся язык поведывал о настоящих чудесах, от которых волосы на голове не шевелились разве что у плешивого. Мол, пройдет много веков, и людям больше не нужно будет использовать свои ноги, чтобы передвигаться. Мечтательно закатывая глаза к потолку, он описывал повозки, которые ездят без лошадей, летающие ящики, в которых можно облететь весь мир, и много чего еще. Конечно, взрослые посмеивались, слушая его пьяные разглагольствования, однако они были намного интереснее разговоров о том, у кого корова сдохла или баба понесла, так что со временем подобные посиделки превратились в традицию, и раз в пару недель в местную корчму набивалось все мужское население, чтобы послушать очередную байку. Вот и сейчас, несмотря на то, что рассказ подошел к концу, народ и не думал расходиться, хотя Баламошка успел принять своё и уже начинал клевать носом.
